Да так себе, правда, станция – не «Комсомольская-Кольцевая» с её мозаиками или «Новослободская» с её витражами – обычная «сороконожка». Но удобно – один выход на Волоколамку, второй – пока в чисто поле, к улице Водников…
А пока что поезда проходили «Волоколамскую» без остановок.
…Борис Николаевич Ельцин, президент и вообще… гарант, с трудом разлепил опухшие после трёхдневного (с шестнадцатого августа) пьянства глаза…
Вокруг было темно и холодно. Вдали что-то ритмически прогрохотало.
Что-то тупое и жесткое немилосердно попинало его под рёбра:
– И что, ты хочешь мне сказать, что это вот – оно самое?! А кто тогда на танк лазал?
«Какой танк? – подумал Ельцин. – Да я и с моста-то падал, не то что с танка…»
Рядом опять что-то железно прогрохотало…
19 августа 1991 года. Семнадцать часов восемнадцать минут. Москва, Дом Верховного Совета РСФСР.
Цокольный этаж, комната 221-в.
Неторопливо, мелкими глоточками потягивая из плоской стеклянной фляжечки прихваченный из буфета «Хенесси» («Вот она, свобода! Захочу, и ещё возьму! МНЕ теперь ПОЛОЖЕНО!»), Коржаков с насмешливой улыбкой смотрел на экран телевизора…
По внутренней телесети шла непрерывная трансляция из зала заседания.
Как раз сейчас вальяжно развалившийся на председательском кресле, как на деревянном ящике из-под яблок на грозненском рынке, Руслан Имранович Хасбулатов снисходительно предоставлял слово «полезному идиоту» – Сергею Адамовичу Ковалёву.
Следовало ожидать очередной порции мерзопакостнейшей грязи, готовой вот-вот политься из «трейтьего микрофона…» в адрес позора мировой демократической общественности – гнусного «совка».
Впрочем, Коржакову было глубоко плевать и на юродивого правозащитничка, и на этого слишком образованного чурку, и на так называемую Россию!
Кресло было мягким, «Хенесси» – старым, а на остальное – насрать и забыть… Зачем он когда-то поступал в КГБ?
Вовсе не за тем, чтобы быть в передовых рядах вооружённого отряда партии!
Отнюдь. Тогда затем, чтобы сытно жрать, сладко пить и ни хрена ничего не делать?
Не совсем. Хотя гораздо ближе к теме. Но!
Еще ему до визга хотелось Власти – и трепета, в который вгоняла обывателя заветная красная книжечка.
Именно ради того, чтобы прикоснуться к ней, к власти – он последовал в республиканский КГБ (жалкое подобие союзного), куда стекалось всё отребье, а оттуда – после того как его сократили – прямиком в приёмную первого заместителя Госстроя, карандаши точить… Именно поэтому он терпел выходки этого свердловского алкаша!
И вот теперь его мечты сбывались – он будет рядом с Первым! По-прежнему ничего не делая, ни за что не отвечая, но сияя отражённым цветом величия Руководителя огромной страны.
Кроме того, с сегодняшнего дня ему шла двойная оплата – у себя в «конторе» и ещё – в валюте, выплачиваемая деловыми партнерами.
Дверь внезапно распахнулась…
На пороге стоял смертельно бледный Барсуков (полезный человек – есть МНЕНИЕ назначить его ПОТОМ комендантом Кремля) и испуганно блеял:
– Он исчез.
– Кто исчез? – не понял Коржаков.
– Да… Первый исчез!
Коржаков резко обернулся к телеэкрану – Ельцин по-прежнему сидел рядом с Хасбулатовым, всё такой же бодрый и весёлый.
– Ты что гонишь?! Да вот же он! – ткнул в экран пальцем главный охранник.
– Я не про него… Я про… того… настоящего…
– А-а-а. Не морочь себе голову! Кому этот куль обдристанный нужен. Небось, забурился куда-нибудь в подвал, зашхерился между тёплыми трубами и дрыхнет себе! Ни черта, оно проспится – и само вылезет.
– Но всё-таки… как-то неудобно…
– Не ссы, полковник! В случае чего – у нас (шёпотом) и ещё один, третий, в запасе есть… – и Коржаков с удовольствием глотнул ещё коньячку…