Следовательно, о «московском письме» дней через десять услышат и на Лубянке.

«Как быстро они придут к очевидному выводу? Уверен, с утечкой по «Хальку» КГБ уже разобрался. И тут парный случай, в Италии… Я даже знаю, какой следующий вопрос задаст мне Юрий Владимирович… – И я мысленно поморщился. – Остается надеяться, что оно того стоит. Да и все равно шила в мешке долго не утаишь…»

Мы вынырнули из серой мглы. Салон залило ярким, неожиданно теплым солнечным светом. Я задернул матерчатую шторку и нахмурился в раздумьях. Озадачил меня вчера Юрий Владимирович, ох и озадачил. Совсем не такого вопроса я ожидал от второго сеанса связи.

«Что для вас «советский человек»?»

Умен Андропов: мягко вытягивает меня на разговоры «за жизнь». Простой вопрос, предлагающий широкий выбор вариантов для отвечающего. Такой ход позволяет завязать диалог с обстоятельным развертыванием понятий. М-да… А используемая мною личная семантика обязательно многое расскажет специалистам.

Можно, конечно, разразиться в ответ «красной истерикой». Пусть думает, что на другом конце провода сидит экзальтированный коммунар, случайно награжденный даром свыше. «Сумасшедший пророк» – не самая плохая маска для меня, так можно играть годами.

Но только для дела она крайне вредна. Слишком велика ставка для легкомысленных игрищ. Мне нужно хотя бы минимальное доверие получателя – теперь уже не к передаваемой фактологии, а к моим мотивам.

«А впрочем, к черту страхи! – подумал я. – И правда, что для меня «советский человек»? Понятно, что это не синоним жителя СССР. Это – специзделия, это – вершины социальной и педагогической селекции. Но их хватало, и они были заметны».

Я потер лоб, пропуская через себя память: советский человек… Каким он был?

За шелухой казенной идеологии он ясно видел будущее – справедливый мир единого человечества. На меньшее советский человек был не согласен, и оттого тесно ему было в настоящем. Этим масштабом он мерил все вокруг – и себя, и потому был свободен, как никто до него.

Я верю – там, откуда я ушел, СССР однажды вернется, пусть называться та страна будет иначе. И советский человек вернется. А быть может, он никуда и не уходил: лишь сделал шаг в сторону да смотрит с усмешкой за потугами временщиков-мещан. Они выгрызли СССР изнутри точно крысы, поселившиеся в головке сыра. Но разве у кого-то повернется язык назвать таких крыс победителями? Создавать – не выгрызать. Будущему нужны люди с настоящей мечтой – о счастье для всех. И такие люди придут. Они вернутся. Я верю.

А здесь… Здесь мне повезло. Советский человек еще никуда не ушел. Мне надо не забывать, что я – не один. Что мне – повезло. «Я счастливый, как никто…» – улыбка бродила по моему лицу, пока я мурлыкал про себя куплет.

«Спасибо, Юрий Владимирович. Спасибо за хороший вопрос. Нет, так я отвечать не буду. Придумаю что-нибудь еще. Но за правильный вопрос – спасибо».

Эту улыбку я пронес через весь полет, и даже сквозь зал «Шереметьева» к такси я так и шел – с улыбкой.

Тот же день, позже

Москва, Лубянка

Из светло-оливковой «Волги» я высадился напротив «Детского мира». Через площадь, невольно притягивая взгляд, высился Комитет. От привычного строгого фасада сейчас была только правая его половина, несимметричная и кургузая. Прилепившийся слева бывший доходный дом выглядел, благодаря щедрому дореволюционному декору, кукольно-несерьезно. Уцелевшие на его башенке женские фигуры, символизирующие Справедливость и Утешение, невольно наводили на совсем уж крамольные мысли. Неудивительно, что совсем скоро знакомый фасад задрапирует весь квартал, обретя наконец свою монументальную законченность.