– Да, зря мы на Наджибуллу надеялись, – печально кивает завхоз Семеняка – низкий, полный, с простецким, незапоминающимся лицом.

– И что теперь будет? – строго спросила у главбуха Силантьева – крупная немолодая женщина с сожженным пергидролем «гнездом» высоко взбитых белых волос.

По тону вопроса можно было подумать, что Васюков находится у нее в прямом подчинении. Или, как минимум, – в подчинении ее мужа. На самом деле все обстояло ровно наоборот – Геннадий Силантьев работал бухгалтером и являлся подчиненным Васюкова. Просто она была властной женщиной и начинала трудовой путь как учитель младших классов, а потому имела обыкновение смотреть на собеседника как на проштрафившегося первоклашку. Если, разумеется, тот соглашался с таким положением.

И главбух попадал под магию ее учительской власти. Он виновато пожал плечами, разводя руки в стороны:

– Смотря кто первым возьмет Кабул. Шах Масуд настроен к нам лояльно, а Хекматияр – это вконец обозленный, беспощадный зверь…

Семеняка закивал, ещё больше понизил голос и, прищурив глаза, прошипел, нагоняя жути на собеседников:

– И еще дикие отряды, вроде наших анархистов в гражданскую. Хорошо, если они друг с другом воевать начнут…

Четвертая собеседница, Титова – похожая на тихую обезьянку маленькая сухонькая женщина из отдела обеспечения, стояла молча, она вообще не отличалась многословностью, но, несмотря на это, являлась источником многих ходивших по посольству сплетен.

– Ужас, ужас, – сказала Силантьева, но не испуганно, а буднично, словно просто констатируя факт. – Что же тут хорошего, если кругом война? Пули не разбирают, кто прав, кто виноват.

– Тихо, Алевтина, не сей панику! – неожиданно твёрдо осадил учительницу Семеняка. – Начальство всё видит, всё знает, пусть оно и думает. А наше дело – работать и выполнять приказы…

– Гляньте, гляньте, – перебивая завхоза, вдруг зло зашептала Титова, показывая глазами в сторону. – Мы тут переживаем, а Верка, как ни в чем не бывало: начепурилась, накрасилась и катит куда-то! Ей все как с гуся вода!

К воротам направлялась Вера Индигова. Выглядела она, как всегда, эффектно: светлые волосы откровенно выбивались из-под обязательного платка, платье до середины икры плотно облегало фигуру, вроде бы скрывая от посторонних взглядов стройные ноги балерины, но цепочка на левой щиколотке и броские босоножки на высоких «шпильках» все равно привлекали к ним внимание. Она не шла, а будто бы плыла по воздуху. Маленькая сумочка висела на длинном ремешке, переброшенном через плечо.

И тут же Титова громко, но уже совсем другим тоном – весело, даже доброжелательно спросила:

– Куда собралась, Верочка?

«Тебе оно надо? – раздраженно подумала Вера. – Кто ты такая? И почему я, жена старшего советника, должна перед тобой отчитываться?»

Но она улыбнулась и приветливо помахала рукой:

– На Миндаи[10]. Хочу сувениров купить. Да может, настоящий кандагарский шелк попадется…

– Да ты что, Верочка, опасно ведь! Обстановка, видишь, какая! – качая головой, сказала Алевтина и поцокала языком.

«Еще у тебя, коровы, не спросила!» А вслух Вера сказала как можно беззаботнее:

– Ничего, я быстро! Одна нога здесь, другая там!

Еще раз доброжелательно помахав рукой, Вера поправила белый платок и вышла за ворота. Когда ушли советские войска, Кабул изменился: улицы почти опустели, а уж увидеть европейцев было почти невозможно – все передвигались исключительно на машинах. Хотя и в машины бывало стреляли… Сейчас все привыкли к новой жизни: грызня в афганском руководстве, автоматные очереди по ночам, провалившийся путч, аресты, окружившие город моджахеды, открытая борьба за власть – все это стало привычным элементом местного колорита. И сотрудники посольств перестали бояться пешей ходьбы, хотя вряд ли улицы стали безопасней: иногда стреляли и по машинам. Но к этому тоже привыкли.