Правда, обставили дело ссылками на «историческую справедливость и права наций на самоопределение». С первой вышло совсем неладно. Бухарестский мир 1812 года, на который сгоряча сослались охочие до чужих земель валахи, по которому Бессарабия вошла в состав Российской империи, был подписан князем Кутузовым, будущим победителем самого Наполеона, не с румынами… а с турецким визирем.
Ибо в то время все балканские народы находились под османским владычеством и независимостью не обладали. А валашский князь стал румынским королем лишь через полвека с лишним, после очередной победоносной войны русских с турками.
Но разве исторические факты кого-либо останавливали?!
Потому выбрали для вящей страховки и второй вариант, по которому заправилы Антанты, соблюдая всевозможные политические реверансы и благопристойность, устроили в Бессарабии нечто вроде плебисцита, которые проводили в других европейских странах, когда хотели внешне соблюсти законность в совершенном беззаконии.
Но так как голоса считали королевские чиновники, а не иностранцы, то «свободное народное волеизъявление» молдаван проходило под штыками оккупантов. Румынские жандармы взяли под арест чуть ли не весь местный парламент, если применимо это слово к сей «лавочке», Сфатул Церий, в полном составе. Соответственно и результат получился предсказуемым и давно ожидаемым в Версале – все население чуть ли не «единодушно» вошло в состав «Великой Румынии».
Именно так, с большой буквы – ибо территория страны более чем удвоилась, репарации с Германии оказались намного больше, чем те, которые немцы с венграми год назад с валахов содрали.
Да еще задарма французы с прочими союзниками всю королевскую армию, которая до того терпела только одни поражения и бежала от первого выстрела неприятеля, полностью снарядили и перевооружили, избавив разоренную страну от излишних и значительных расходов.
Разве это не чудо?!
Для полного счастья «располневшей» румынской державе не хватало самой малости – Транснистрии. Под таким мудреным названием в королевском дворце объявили «прародину» всех валахов еще с дохристианских времен, междуречье Днестра и Южного Буга. И то, что там сейчас проживало лишь несколько десятков тысяч молдаван, при совершенно ничтожном числе собственно румын, никого из бухарестских политиков совершенно не волновало. Зато территория Румынии еще увеличится на треть и вот тогда станет действительно «Великой».
В 1919 году румыны решили не упускать момент и вкупе с другими интервентами – греками и французами – заняли Одессу и потихоньку поползли на Херсон. Однако атаман Григорьев признал Советскую власть и двинулся со своей разудалой вольницей, для пущего страха именованной бригадами РККА, на оккупантов.
Французы и греки после первых стычек бежали сразу же, сломя голову, бросая пушки, пулеметы и танки. А ведь они сразились не с регулярной армией, а лишь с бандитами.
Румыны моментально сообразили, что может произойти с ними в прямом столкновении с русскими, пусть даже одичавшими от грабежей вчерашними повстанцами, и с не меньшим проворством, чем союзники по разбою, вовремя убрались за Днестр, прихватывая по пути все, что плохо лежало и попалось на вороватые глаза.
Второй шанс приобрести вожделенную «прародину» представился в мае 1920 года, когда польские дивизии устремились к Киеву. Ситуация виделась в Бухаресте совершенно беспроигрышной. Русские увязли в гражданской войне, так что красные вряд ли бы смогли оказать ляхам сопротивление. Зато румынская карта была весомой, и как раз такой, что любили дипломаты в Бухаресте – получить свое, совершенно не воюя при этом. Или сделать все чужими руками, а потом отхватить желанный кусок пирога.