– «Самцы» и «самки», – медленно протянула Маша, как бы пробуя языком слова. – А ведь удивительно точно подмечено. Орудия бьют редко, но сильно, а пулеметы часто молотят, тараторят, как крестьянки у «журавля». А вот с «композитом» как-то не так вышло, нехорошо. Мудреное такое название, язык сломаешь.

– Танкисты термин сей не используют, – усмехнулся Фомин. – Я твой слух берег. А так эти танки иначе называют, по-простому. Даже присказка такая у нас есть, прости за бранное слово – «пятый марк» гермафродит, сам е… ся и родит!

– Остряки вы, право слово, – Маша хмыкнула, а потом, не в силах сдерживаться, жизнерадостно засмеялась. Затем ударила его кулачком по груди. – Ложись спать! Старый ты развратник… гусеничных траков! Придумали же от безделья!

– Ложусь, – покорно согласился Фомин, поглаживая плечо жены. – Но про твою остроту офицерам расскажу, они будут довольны такой характеристикой, особенно мехводы. Коротко, емко и сугубо по-нашему! Даже в ругани танкистом становишься, лада моя. По ученому выражаясь, сие есть профессиональная деформация. Налицо-с!

– С кем поведешься, – огрызнулась Маша, но Фомин остановил женушку, несколько извратив известное изречение, нагло позаимствованное у того же Арчегова:

– От того и забеременеешь…

– Охальник!

Жена потянулась к его губам, но тут же шлепнула по мужским ладоням, что сжали ее горячее тело и стали ласкать с все возрастающей теплотой, от которой возбуждение струями стало разливаться по молодому женскому телу.

– Нет, в наказание вам, милостивый государь, за неучтивые речи, будет положено послушание. А потому лечь смирно, и руки по швам… А то смотрю распустили не только… язык… Ах…

Одесса

– Ваше величество, предлагаю назначить генерал-майора Слащева командующим 1-м ударным корпусом, вместо погибшего генерала Казановича. На нем он принесет больше пользы!

– Даже так? Почему вы так считаете, Александр Павлович, позвольте осведомиться? – С наигранным удивлением произнес Михаил Александрович, задумчиво глядя на жесткое волевое лицо военного министра.

Кутепов специально холил и лелеял пышную бородку, которая умышленно старила еще молодого, не перешагнувшего сорокалетний рубеж мужчину.

– Он превосходный тактик, государь, но военный администратор никудышный. Я считаю, что ваш генерал-адъютант, как инспектор вооруженных сил, совершил ошибку, свойственную его… гхм… возрасту, добившись данного назначения. Может быть, это и принесло плоды, но сейчас мы стоим перед выбором – или вести боевые действия, или дипломатическими мерами урегулировать Бессарабский конфликт.

– Судя по вашему настойчивому предложению, вы сторонник первого решения?

– Я считаю, что Россия должна быть едина и неделима, государь. Только в этом будет ее величие. И скажу честно – не разделяю некоторых новых, скажем так, веяний в нашей политике!

– Вы имеете в виду Сибирь?

– Не только, ваше величество, – генерал смотрел твердым неуклонным взглядом человека, решившего идти до конца. – Есть еще и казачьи образования, и какая-то буферная «Уральская республика». Я не возражаю против независимости Финляндии и Польши, но «союзники» нам навязали признание прибалтийских лимитрофов, стали раздергивать Россию на куски. Хорошо, что с Закавказьем удалось все решить жестко и за достаточно короткий срок. Но главное – большевики до сих пор сидят в Москве, заняли Варшаву и уже в Берлине. И любое промедление приведет к тому, что вся Европа попадет под власть красных. Государь, мы рискуем оказаться в гибельном положении…

– Вы военный министр, Александр Павлович, или политик?! – в голосе монарха звякнула сталь. – Вы вторгаетесь в область, принадлежащую не вашей компетенции!