Тут нас и нашёл комсорг, тот самый старший в нашей группе. Парень лет двадцати семи, ближе к тридцати. Ничего себе тут комсомольцы. Вроде там до двадцати пяти можно числиться, или я что-то путаю? Ну да ладно, тот бодрым тоном, строя из себя бравого вояку, держа в руке немецкий «Маузер», видимо подобрал в посадке, начал отдавать приказы. По его словам нужно забирать раненых и идти к дороге. До неё километра три будет. Дальше в больницу. Про войну ничего сказано не было, в напавших определили бандитов. Тот пообещал, что советское правосудие всех кто сбежал найдёт и покарает. В общем, словоблуд, я таких издалека видел. Умеет трепать языком, и хорошо, а когда до дела доходит, сливается. Вот тринадцать человек выжило, а ехало двадцать ровно. Вздохнув, я встал, закидывая вещмешок за спину. Уже изучил содержимое, там смена белья была, полотенце с мылом, расчёска, зеркальце небольшое, большая кружка с ложкой, и запас еды на день. Переложил удобно, и двинул прочь:

– Градов, ты куда? – с командными интонациями спросил этот старший.

– Я в Москву не вернусь, – полуобернувшись, сообщил я. – Дальше без меня.

– Я за тебя отвечаю. Вернись обратно.

– За тех семерых тоже ты отвечал, и что теперь с ними? В тех вагонах горят. Второй раз не хочу удачу снова на прочность испытывать.

На этом всё, мне уже никто не мешал, и я двинул прочь. Впрочем, вернулся, всё же какие-никакие силы имел, помог донести раненых до дороги, тут многих несли. Уже остановили несколько машин, передали про обстрел поезда, а воздухе было полным-полно самолётов. Шли воздушные бои, три видели своими глазами. Похоже до всех начало доходить, что что-то не так. А так посадил в порожнюю машину, та в Кобрин шла, и отправил всех дальше, а сам остался, ну и поправив лямки вещмешка, быстрым шагом двинул к посадке. Я опытный лесовик, хочу найти этих нелюдей по следам и покарать. Ну а пока шёл, пересекал пути чуть в стороне от расстрелянного поезда, теперь ясно как его остановили, тут пути разобраны, и размышлял, наконец нашлось время. Я не чувствую присутствия души генерала Павлова. Впрочем, это ничего не говорило, в прошлый раз тоже не чувствовал, пока тело своей жизнью не зажило. Есть он или нет, покажет время. Двое суток, и узнаю, хранилище при мне или нет? Если да, то я в плюсе, если нет, планы серьёзно перекраивать нужно. А так тело в порядке. Одет явно наспех, даже шнурки на ботинках не завязаны были. При экстренном торможении, под расстрелом тот похватал что было, забыв вещмешок и скатился под поезд, приводя одежду в порядок, а тут и догнало его ранение. Скорее всего отколовшаяся пулей деталь вагона. А там уже и я принял новое тело, а Иван отправился на перерождение. Вот такие дела. Пока же изучив подходы к посадке, там часовой охранял тела, не подпускал, нашёл следы, именно при отходе оставили. Налегке шли, оружие те бросили. Хм, восемь всего, причём у двоих следы неровного движения, похоже ранены. Такая небольшая группа, а столько бед натворила. Ладно, буду искать, займу себя, чтобы не мучиться мыслями, заработает хранилище или нет?

Состояние моё было так себе, рана при движении всё же давала о себе знать, да ещё помогал переносить раненого. Кружило голову, ком к горлу поднимался. Солнце ещё это, что поднималось, слепило и жарило. В общем, плохо мне было, но я крепился. Следы затерялись у тележных колёс. Тут почва мягкая, чистая, без травы, я полазил, изучая как следы обуви убивцев, так и их лошадей. Я хороший следопыт, опыт имею, однако дальше даже с моим опытом ничего не сделать. На телегах эти нелюди выехали на трассу Брест-Кобрин, ту самую по которой отправил парней и девчат в тыл, и не побоялись же. Уверен, что порохом сгоревшим от них несло за несколько метров. Раненых могли спрятать, а запах как? Я прошёлся по обочине в обе стороны, может где съехали, на километр, дальше не видел смысла, но стало ясно что потерял их. Сделать ничего не успел, рядом остановилась машина, дорога вообще забита была, и водитель «захара», в потёртой рыжей кожаной куртке, высунувшись в открытое окно, сказал: