Кэрол…

…нет, не слышно…

Кэрол…

…нет…

Стены и потолок подвала были погружены во мрак, и только узенькая полоска под ногами Дуайта была выхвачена из темени пламенем свечи. В подвале было страшно холодно, но Дуайта это нисколько не беспокоило: задерживаться здесь он не собирался, да и холода не чувствовал – температура его собственной крови была, как ему казалось, ненамного выше температуры воздуха.

Дуайт вошел в убежище, которое было несколько лет назад построено по распоряжению Кэрол – Хэрроуз частенько становился жертвой ураганов и торнадо. Каменные стены убежища толщиной не уступали стенам самого дома, от пола шел холод, а в центре стоял каменный стол, который служил бы им, если бы семье пришлось спуститься в подвал, спасаясь от дурной погоды.

Водрузив подсвечник на край стола, Дуайт достал спичечный коробок. Отошел к стене и, чиркнув спичкой о поверхность камня, зажег ее. Комната, словно ожив, осветилась неровным мерцающим светом. Дуайт зажег свечу в закрепленном на стене серебряном канделябре, после чего, продвигаясь по окружности, зажег и прочие свечи в убежище, полностью осветив его.

После этого он повернулся к своей жене, которая лежала на каменной поверхности стола. Отблески света играли на мягких линиях ее лица. Дуайту показалось, что глаза Кэрол открыты, а уголки губ приподняты в улыбке – жизнь словно струилась по поверхности ее лица.

И вдруг еще одна пугающая мысль посетила Дуайта – почти такая же пугающая, как телеграмма от Джеймса Мокси.

Фарры нет на траурном приеме. Почему?

Он глянул через плечо на темную дверь убежища. А вдруг из темноты сейчас с криками выскочит либо Джеймс Мокси, либо Фарра Дэрроу, с глазами, вывалившимися из орбит, с пистолетом в руке, и примется палить в лжеца-вдовца? А потом и шериф Опал неторопливо войдет в комнату.

Слабое сердце, говорите, Эверс? Так почему же оно бьется?

Дуайт подошел к столу, на котором лежала Кэрол, и уперся пряжкой ремня в его кромку. Как сильно отличалось сейчас выражение его лица от того, что несколько минут назад гости видели наверху! Он склонился над телом жены и несколько мгновений изучал, после чего сунул руку во внутренний карман сюртука и вытащил ручное зеркало. Поднес зеркало к лицу Кэрол и попытался определить, сколько времени требуется, чтобы оно запотело.

– Дыши, – сказал он спокойно. – Но только не просыпайся.

Дуайт приник к уху Кэрол. Он знал, что в состоянии комы она все-таки способна слышать. Знал, что слышит его и сейчас.

– Можешь ли ты себе представить, насколько тесно тебе будет, когда ты проснешься? А как тебя будут оставлять силы? Мне очень жаль тебя, Кэрол! Это правда!

На ум Дуайту пришли слова погребена заживо, и он вновь подумал о шерифе.

Фарра написала Джеймсу Мокси. Что же она сообщила этому преступнику?

Ужас вновь овладел Дуайтом, сковав его кости и превратив кровь в лед. Словно мало ему было телеграммы от Мокси с ее недвусмысленным содержанием.

Не умерла.

Это означало, что давний возлюбленный Кэрол, этот преступник с Большой дороги, чувствовал настоятельную необходимость сообщить Фарре, что Кэрол жива. Стало быть, Фарра писала, что Кэрол умерла. Ну что ж, это дает кое-какую надежду.

Но как это Дуайт просмотрел Джеймса Мокси? Когда же Кэрол в последний раз упоминала его имя?

Глядя в лицо жены, Дуайт вспомнил тот момент предельно точно. Это было сразу после того, как она рассказала ему о своих приступах.

– Ну, теперь и ты убежишь от меня, как это сделал Джеймс Мокси, – сказала она.

Мокси и был виноват в том, что Кэрол держала свою болезнь в тайне. Мокси испугал ее своим поспешным бегством. На самом пике первой любви, совсем юной любви он предпочел Большую дорогу необходимости заботиться и оберегать женщину, которая слишком часто умирает.