– Погоди! Любое убийство уже есть грех!

– Не торопись! – Фомин покачал головой. – Разве грешно преступника жизни лишить? Или мы грех берем на свою душу, врагов убивая, которые бесчинствами давно смерти заслужили?

Путт хмуро кивнул, почесав пальцем переносицу.

– Вот то-то и оно! Если с темными желаниями кровь пролить, если не в угоду богам, а в собственную… – Фомин исподлобья оглядел болото. – Светлые боги такую жертву отринут, а темные – наоборот, силу великую почуют и еще больше требовать начнут! И самой страшной жертвой душу заберут…

– Да… Дела…

– Утроба эта болотная, Маренино капище, тихо веками жило. За долгое время в забвение оно пришло, жрецы сгинули, ров защитный зарос давно уже. И алтаря с кострищем ты здесь, даже если захочешь, не отыщешь! Тихо все было, пока перед первой войной с немцами душегубы в него живыми купца с женой не бросили, ножами их истыкав. Разбудили они зверя, силу темную!

– Но ведь и раньше люди и звери тут топли! – Путт закурил. – Это разве не жертвы Марене были?

– Не зови ее, не искушай! – Фомин устало привалился спиной к камню. – Когда просто человек или животина гибнет, по случаю или по дурости своей, это одно! Душа пусть и уходит, хоть с неохотой, но смирившись с Законом Жизненным, в отмеренный ей срок! А вот при насильственной смерти душу без согласия вырывают, сопротивляется она, рвется яростно обратно… Вот эта ярость, тоска безутешная такую силу являет, что одна она, сила Жизни и сила Смерти, и есть самая желанная жертва. Вот тогда-то болото и отведало горячей кровушки. И после того гать под жижу ушла за три годочка, а люди с тех пор могли перебраться на остров только тогда, когда одного из них оно прибирало. Дядьку моего сродного с теткой враз поглотило, пока мы сообразили о том. Людей требовала эта тварь, от скотины и птицы брезгливо морду воротила, хотя и поглощала, но без урчания. И все на остров стали ходить только после морозов, когда гать замерзала, а более нигде на остров не пройдешь, ни зимой, ни летом.

– Выходит, мы… – капитан не договорил, резко замолчал и смертельно побледнел, прикусив губу.

– Выйти сможем с острова, только принеся в жертву одного из нас! – до жути спокойно закончил за него страшную догадку Фомин, закурив папиросу – огонек спички не дрожал в крепких пальцах.

– А эта, из тумана? Кто такая? – осторожно спросил капитан, чувствуя ответ и боясь его получить.

– Я же ответил раньше. Марена. Ее это места, здесь она владычествует, и крест с молитвой на нее не действует. Может, какой святой ее бы и одолел, но люди же не святые, грешники мы. Так что близнецы заката не встретят, и обманываться бесполезно. Она других заберет за обман, а потом и близнецов прихватит. Но не то страшно…

– А что же? – жадно спросил капитан, чувствуя, что ужас потихоньку уступает место обычному любопытству, когда человеку самому страшно до жути, но интересно.

– Мои предки испокон здесь жили, место от любопытных глаз охраняли. Слышал, может, знающими людьми таких иногда называют. Так вот, я еще мальцом бегал, а запомнил, что дед говорил. Если туман будет молочным, без прожилок покрывалом, болотина голодной, а Марена сама к людям выйдет, то надо от острова подальше держаться. Совсем худое может быть: или остров с Поганкиным Камнем в бездну ухнет, или что похуже случится.