Стоило смазанному пальцу дотронуться до порванного краешка рта, и пленник дернулся, уходя от прикосновения.

— Больно? — спросила я, и эльф хмуро сверкнул глазами из-под сведенных бровей.

— Воины приучены терпеть боль.

— Тогда в чем дело? Почему ты… Послушай, здесь не очень-то чисто. В ранки может попасть инфекция.

— Думаешь, меня это хоть сколько-нибудь волнует?

— Но ты же позволяешь мне себя лечить.

Мы оба знали, что царапины и ссадины — всего лишь прелюдия. По-настоящему требовало лечения то, что сейчас было скрыто плотной тканью полотенца. Сразу приступить к главному оказались неготовы ни я, ни эльф, поэтому начали издалека. Нам требовалось время, чтобы привыкнуть друг к другу и смириться с неизбежным: с тем, что пленнику придется раздеться полностью и позволить врагу коснуться его самых стыдных и неприличных мест.

Прикрыв глаза, эльф подставил мне лицо.

— Думаю, будет удобнее, если ты чуть приоткроешь рот.

Вроде я ничего страшного не сказала, но мои слова заставили несчастного содрогнуться всем телом.

— Нет, — он резко отвернулся и даже отсел от меня подальше.

— Но…

— Нет.

— Инфекция…

— Я сказал нет!

Он посмотрел на меня. Вспухшие на лбу вены. Играющие мышцы на скулах. Зубы, сжатые до хруста.

— Ладно, не надо ничего открывать. Я так смажу.

— Пусть останется как есть. Не трогай мой рот.

— Я и не трогаю.

— Не трогай.

Он опустил голову, с шумом вдыхая и выпуская воздух. Прошло больше получаса, прежде чем ему удалось взять себя в руки и мы смогли продолжить лечение.

Пока комната тонула в напряженном молчании, полог шатра отдернулся, и внутрь вошел слуга, один из хрупких юношей подай-принеси. Он быстро опустил поднос с едой на стол у кровати и удалился, ни разу не подняв взгляда от пола.

— Ты наверняка голоден. Закончим с грудью и позавтракаем.

Я зачерпнула из миски немного мази и обвела пальцем прокушенный сосок.

— Кто это сделал? — Не знаю, почему у меня вырвался этот вопрос, он был абсолютно бессмысленным. Вряд ли эльф запоминал лица своих насильников.

— Я закрыл глаза, — сказал он, хотя я была уверена, что не дождусь ответа. — Потом я закрыл глаза.

Его голос звучал спокойно и буднично, и от этого механического тона, абсолютно лишенного эмоций, вдоль позвоночника пробежала ледяная дрожь.

— Давай поедим, — поспешила я сменить тему, но только потянулась к тарелке с мясом, как полог шатра снова распахнулся.

Я подняла взгляд и увидела стоящую на пороге Мериду.

Я оказалась рядом с ней раньше, чем успела сообразить, что делаю. Вот я сижу на кровати рядом с эльфом, а вот — уже сжимаю горло советницы, царапая кожу выросшими когтями.

— Ты! — Мне хотелось ее убить, растерзать, разорвать в клочья. Отомстить за все, что пришлось испытать пленникам. Заставить на собственной шкуре прочувствовать их боль, это невыносимое унижение, ужас, которому нет предела. — Ты нарушила мою волю. Я отдала приказ! Ты должна была остановить солдат, но ослушалась. Солгала! И теперь умрешь.

Мерида хрипела. Мои пальцы на ее горле сжимались все крепче, все безжалостнее, и тьма во мне ликовала при виде красного лица советницы, ее закатившихся глаз, беззвучно распахнутых губ, молящих о глотке воздуха.

Тот, кто нарушил приказ, заслуживал смерти. Прежняя эйхарри, безумная и жестокая, ненавидела предателей и без колебаний привела бы приговор в исполнение. Сейчас я была с ней солидарна. Согласна с монстром, живущим в дальнем уголке моего подсознания.

— Я велела тебе отвести пленников в безопасное место. Туда, где их никто не тронет.

— Я отвела, — прохрипела Мерида, когда на один-единственный миг ей удалось оторвать от горла пальцы, которые ее душили.