За украшенным вышитым полотенцем подслеповатым окошком стояла ночная тьма. С острова Хортица Ирка исчезла после полуночи, в свой собственный день рождения, прям как Золушка с бала. В Мертвом лесу был день, и вот снова ночь. Время в Ирии и мире людей течет по-разному, но вот как велика эта разница… В сказках рассказывали всякое: и что, пока ты в Ирии, на Земле сотни лет минуют, и совсем наоборот, часы Ирия у Ирки дома – лишь один миг. Правду знали богатыри на заставе меж мирами. Но вот они как раз и не должны были знать, что Ирка в Ирий собралась.
– В любом случае, возиться нечего, и так кучу времени потеряла!
Тряпье на полу оказалось ее одеждой: окровавленными лифчиком, трусами и изодранным в клочья свитером. Джинсы, пропитанные кровью и пылью до состояния полной задубелости, валялись на сундуке. Как-то быстро в этом мире одежда расходуется. Сумки нигде не видно. Сдерживая вспыхнувшую тревогу – она не может без этой сумки, эта сумка сейчас почти так же дорога, как ее собственная жизнь! – Ирка стянула со скобы свитку, надев ее прямо на голое тело. Свитка оказалась велика – и в груди, и в талии, и в длину. Ирка завернула рукава и, придерживая путающийся в ногах подол, тихонько отодвинула закрывающую дверной проем занавеску. Тетка Горпына ей, конечно, жизнь спасла… но это вовсе не значит, что Ирка может ей доверять. У Ирки свои цели, у здешних жителей – свои.
За порогом оказались эти… как их… сени? Ну такой вроде бы холл, только маленький, с развешанными по стенам пучками трав, сбруей для местных когтистых конеящеров и бочкой воды у входа. Рядом стояли еще два полных ведра, не иначе те самые, что притащил Лют. Стараясь не зацепиться свиткой, Ирка направилась к занавешенному шитой тканью второму проему. Во второй комнатке, на кровати с высокой горкой подушек, спала тетка Горпына, и даже тихонько похрапывала. На лавке у стены, поджав длинные ноги, дрых Панас.
– Значит, ты мне не приснился. – одними губами прошептала Ирка. Желание разбудить гада… ах, простите, уважаемые змеи, не хотела обидеть… эту подлюку пинком по ребрам, чтоб знал, каково это, стало просто нестерпимым. Половица под ногой звучно скрипнула. Ирка замерла, настороженно косясь на Горпыну. Тетка едва заметно пошевелилась…
– Батько спыть, и маты спыть… – негромко пропел журчащий голосочек.
Горпына успокоилась и снова захрапела.
Голосок шел прямо из сеней. Ирка медленно убрала ногу со скрипучей половицы. Подобрав проклятую свитку, бесшумно скользнула обратно к сеням.
– Сон в окошко к ним глядыть… – по-детски жалобно зажурчало снова. Сени были абсолютно пусты.
Глаза Ирки вспыхнули изумрудной зеленью, она прижалась к дверному косяку, будто слилась с ним, и затихла. Некоторое время в сенях стояла тишина.
Сон иде до теплой хаты,
Щоб дытыну колысаты…[4]
Тоненький детский голосочек возник из ниоткуда, слова капали, будто в сенях подтекал незакрученный кран. Падающий из приоткрытой двери отсвет свечи медленно затухал. Лишь Иркины глаза светились во мраке как у кошки.
[1] Сундук, ларец (укр.)
[2] В красном кафтане (укр.).
[3] Плотная верхняя одежда, бывает и мужская и женская.
[4] Баюкать, качать в колыбели (укр.).
8. Глава 8 Нашествие крикс
Вода в одном из ведер пошла кругами, словно из глубины всплывала крупная рыба. Послышался тихий плеск… из ведра показалась рыжая макушка, и на поверхность всплыла голова. Ржаво-рыжие волосы были стянуты в два коротеньких, пучками, хвостика над ушам. С хвостиков капало. Вслед за головой показались плечи – шея если и была, то такая короткая, что ее и не видно. Из ведра поднялась маленькая девочка. Ирка видела лишь ее затылок, разделенный пополам светлой стрелкой пробора, и спину, настолько сутулую, что девочка казалась горбатой. Тихо, без единого всплеска, она ступила из ведра наземь – лишь небольшая лужа натекла с ее одежды.