На потолке плясали тени судьи, двух его помощников, старшего полицейского и стряпчего Малалио. Больше никого в кабинете не было. Заседание было закрытым. Пахло казенным помещением: бумагой, чернилами, расплавленным сургучом. И еще чесноком, которым закусил в обед кто-то из присутствующих.

Надзиратель велел сесть на низкую скамью, огороженную деревянным заборчиком. Сам встал рядом, побрякивая ключами в кармане.

Заседание началось, велось с холодным равнодушием и очень быстро закончилось.

Судья, крохотный морщинистый старикан, слушал речь обвинителя и защитника, приложив к волосатому уху огромный изогнутый раструб. Но я подозревала, что он не слышал ни черта, потому что в конце каждой речи задумчиво жевал губами и неодобрительно бормотал: «Беда с этими иномирянами!»

Вызвали пострадавшего, господина Тахира. Тот явился закутанным в плащ до подбородка, как будто его бил озноб. Меня он удостоил лишь одним неприязненным взглядом. На вопросы обвинителя отвечал коротко, и не произносил слова, а цедил.

Из его ответов стало понятно, что гизулец считает меня мерзавкой и проходимкой, соучастницей вора, и он тверд в своем убеждении.

Показания других свидетелей зачитал обвинитель, малоприятный субъект, похожий на грача, с узко поставленными глазами-бусинками.

Сначала я слушала внимательно и пыталась протестовать. Но судья велел мне замолчать и стукнул для острастки молотком по столу, а надзиратель положил тяжелую руку на плечо, давая понять, что бунтовать не стоит, это плохо для меня кончится.

Поэтому я сидела тихо, и только без конца вытирала о джинсы влажные от пота руки. Не оставляло чувство нереальности происходящего. Как будто со стороны слежу за дурацким историческим спектаклем.

Защитник закончил короткую речь. Он призвал суд обратить внимание, что на подобное преступление госпожа иноземка Зоя Никитина пошла впервые, законопослушна в своем мире – нарушителя закона не пустили бы в Эленвейл – и могла пасть жертвой очарования одноухого воришки, который подбил меня пойти на дело, а потом бросил на произвол судьбы.

Суд начал совещаться. Помощники склонили к судье головы. Старикан что-то пробормотал, потом взял молоток, грохнул им так, что у меня зазвенело в ушах и провозгласил:

– Виновность иноземки доказана! Улики налицо. Виновна!

А потом зачитал приговор.

Завтра, в соответствии с законами Эленвейла, в установленном для данного рода наказаний порядке, в присутствии доктора и двух свидетелей из числа служащих магистрата, госпожа Зоя Никитина, иноземка, будет подвергнута процедуре отсечения левой руки.

Как только он закончил речь, мне стало дурно. В голове гремело набатом: «Отсечение руки! Виновна! Отсечение руки!»

От страха онемело все тело. Я не могла пошевелиться. Надзиратель поднял меня за подмышки и повел обратно в камеру. Мои ноги двигались медленно, как во сне, когда пытаешься убежать от чудовища.

Очнулась я, когда брякнул засов на двери. И тут зубы у меня застучали, а живот скрутил спазм.

Я скрючилась на койке, часто дыша.

Как, как это могло произойти? Почему так все сложилось? Почему моя сказка оказалась такой ужасной?!

Завтра мне отрубят левую руку. В следующий переход меня выдворят на Землю, поскольку я нарушила местные законы. Само собой, оставаться в Эленвейле мне уже ни капли не хотелось.

Вот бы сбежать отсюда прямо сейчас, сию секунду! Но мне придется жить тут три месяца с обрубком вместо руки до дня зимнего равноденствия, когда откроются порталы.

И тут я натурально завыла, представив, как оно все будет.

Завтра, экзекуция состоится уже завтра!