— Спасибо! — вдруг произносит Багрянский, заставляя посмотреть на него. Не понимаю, за что он благодарит меня, какое-то время гляжу на мужчину, а он внимательно следит за дорогой. Взгляд скользит на его руки. Раньше я безумно любила смотреть на его руки, так искусно лежащие на руле и пальцы, невесомо сжимающие кожаную оплётку. — За то, что согласилась хотя бы попытаться помочь.

***

Время в медицинском центре пролетает слишком быстро. Медсестра — довольно милая дружелюбная девушка — водит меня от одного кабинета к другому и поддерживает, говоря, чтобы я ничего не боялась. Наверное, мой страх слишком явный, а может, у неё просто наточенный взгляд? Возможно,  не первая такая… Конечно, Багрянский никого больше не мог проводить, но ведь помимо нас через этот медицинский центр проходят тысячи людей…

Сдав все необходимые анализы и пройдя проверку у всех возможных врачей, у меня остаётся последняя ступень. Гинеколог, который будет вести мою беременность, если, конечно, та возможна, начинает задавать вопросы, от которых я впадаю в ступор. Он спрашивает, как давно у меня была половая связь, были ли раньше сбои цикла из-за возможного «залёта» и не пила ли я средства для быстрой защиты.

— Вы сохраните врачебную тайну, если я буду откровенной до конца? Я понимаю, что Багрянский платит вам хорошие деньги, но и о врачебной тайне забывать не следует! — осторожно говорю я, поглядывая на врача.

— Конечно! Всё, что мне удастся узнать, останется между нами. Господин Багрянский хочет лишь получить ответ о возможности или не возможности забеременеть. Ему важен результат, а всё остальное мы с вами обсудим в стенах этого кабинета.

Я киваю, поджимаю губы и опускаю голову, мысленно возвращаясь в тот самый страшный день в моей жизни, когда врач сообщил мне, что я потеряла ребёнка: «Скажи спасибо, что сама жива осталась! Не всем дано в этой жизни продолжить род, а вот прожить подольше хочется каждому!». Его слова до сих пор бились в отголосках сознания, причиняя сильную боль. Я тогда думала о том, что лучше бы сама умерла, чем потеряла ребёнка, но, успокоившись, спустя годы поняла, что малыш ещё не успел даже сформироваться, срок был слишком маленьким, его всё равно не смогли бы спасти. Да и какого жить ребёнку без матери? Каково жить сейчас моей маленькой племяннице? И не признает ли она во мне мать? Мы ведь похожи с Анной… Слишком похожи. Даже бабушка путала нас в детстве. Если только сестра не сменила имидж… Но и в таком случае ребёнок может уловить наше родство с её матерью и схожесть. Решаю позднее поговорить об этом с Багрянским и возвращаю внимание к врачу?

— У меня был выкидыш семь лет назад… После него врач сообщил мне, что возникла какая-то проблем с ооц-итами… Шансы забеременеть крайне низки.

Врач потирает виски и немного хмурится. Наверное, мне следовало сразу поделиться этой информацией.

— Мы взяли все необходимые анализы и поставили их в экстренную очередь… — произносит мужчина. — В любом случае, мы будем судить по результатам, ведь организм человека — потёмки. Сегодня у вас одно состояние, завтра другое. Однако теперь я сомневаюсь, что ЭКО окажется щадящим способом оплодотворения, если оно будет возможным.

Мелкий пот проступает на лбу. Липкая дрожь бежит по всему телу. Он сомневается, что в нашем случае может подойти ЭКО? Но что тогда? Мне бы не хотелось ложиться в одну постель с Багрянским после всего, что между нами было… Я не готова сделать это даже ради спасения ребёнка. Смотрю перепуганным взглядом на врача, а он, словно считывает моё настроение. Мужчина улыбается и чуть качает головой.