- А ещё?    

- Крыльцо помню. И наличники резные на окнах дома.       

- Если увидишь - узнаешь?    

- Да.     

Я не сразу понимаю, о чём спрашивает Даня, поэтому отвечаю слишком поспешно. Он что - хочет отвезти меня туда, где предположительно пропал его сын? Нет, нет-нет…       

- Я за тобой заеду через полчаса, хорошо? - спрашивает он и я буквально кричу:     

- Нет! Ты с ума сошёл? Я никуда с тобой не собираюсь.       

- Соня…      

- Нет, Верниковский! Даже не думай! Ты хотя бы меня пожалей… хоть на грамм.     

Он замолкает, а мне хочется положить трубку. Но почему я этого не делаю? Наверное, оттого, что знаю - Даня приедет, как и обещал. Значит у меня снова будет повод для адовых мук. Или мне просто нужно сбежать из собственного дома за эти полчаса.      

- Прости, Сонь… прости. Я сам не знаю, что делать.     

Ну почему бабское сердце такое глупое? Почему я вообще продолжаю этот разговор?     

- Где они живут? - спрашиваю вместо того, чтобы попрощаться и положить трубку.      

- В Первомайском.      

- Значит, дом там этот и ищи.      

Он хмыкает в ответ. Невесело и словно бы… смиренно. Как будто уже принял тот факт, что сын не найдётся.   

- Сама же знаешь, сколько домов там… с резными наличниками.        

Между нами снова повисает тишина. Тягучая и плотная, похожая на чёрный мазут. Я не понимаю, что мне делать дальше. Ехать сейчас с Даней туда - это как собственными руками провернуть нож, загнанный мне в грудь. Увидеть эту самую Свету, ребёнка мужа… Но и не помочь я не могу. Просто не могу, и всё тут. Изведу себя после.       

- Я поеду. Если смогу помочь - буду рада. Но хочу, чтобы ты избавил меня от того, чтобы я встретилась с твоей Светой, - наконец, выдавливаю из себя.      

- Она не моя Света, - тихо откликается муж.     

- С твоей девкой, да, извини, - не сдерживаюсь я.      

Он ничего не отвечает, и я уже рассчитываю на то, что Верниковский просто поблагодарит меня и отключит связь, когда слышу его короткое:     

- Обещаю. Не встретишься. Скоро буду.     

И на этом наша беседа обрывается.           

8. 6

Когда сажусь в машину мужа - это снова своего рода триггер. Ведь несколько дней назад точно так же устраивалась рядом, ничего не зная. Ждала поездки на дачу, предвкушала. А теперь, как смею надеяться, еду с Даней вот так в последний раз.     

Только горько от этого становится. Невыносимо. И страшно - что там, впереди.     

- Всё в порядке? - тихо спрашивает он, выруливая на Выборгское шоссе.      

- Я же сказала - всё прекрасно.      

В салоне тихо играет музыка и витает запах - такой родной, узнаваемый. Въевшийся под кожу. Мой…     

Нет, уже не мой. И жизнь наша семейная уже мне не принадлежит, потому что закончилась.       

- Скажи, твой… сын, - тяжело сглатываю, но хочу разузнать то, что меня тревожит, - он нормально ведь развивается?      

Даня останавливается на светофоре и смотрит на меня с непониманием.     

- Да, насколько я знаю. А что?      

- Да просто…      

Сама не совсем понимаю, почему вдруг стала об этом расспрашивать. Не касается оно меня вовсе. Я сегодня поучаствую в процессе поисков, надеясь, что они увенчаются успехом, а дальше - всё.      

- Просто он во сне как будто сказать не может моё имя. Только тянет «Соооо, Соооо»… а больше ничего.     

Верниковский хмурится, я же впиваюсь в его профиль взглядом. Это не только потребность узнать что-то о ребёнке, отношения к которому не имею. Это ещё и повод впитать в себя вот эти самые последние мгновения, когда смотрю на лицо мужа.         

Потом ведь я его забуду. Мы перестанем видеться, перестанем быть друг для друга значимыми людьми. У него будет другая, у меня - другой. И сейчас вроде как это кажется таким правильным, но… Но в данную конкретную секунду Даня всё ещё рядом. Я не могу вот так просто вырвать любовь к нему из своего сердца, хотя должна. Так стоит ли распинать себя за то, что просто сижу и как дура смотрю на его профиль?