— Нет! — голос срывается на хрип.

Я кричу на своего бывшего, но тут же пугаюсь и замолкаю. Чаще всего ответом на такие открытые проявления эмоций была боль. Сильная боль. Отец поднимал на меня руку и заставлял замолчать.

Вспоминаю, как впервые попробовала сигарету. Я тогда не собиралась начинать курить всерьёз, но отцу стало известно, что я просто попробовала: кто-то из моего класса донёс ему. Доброжелателей у меня тогда было много… Мне было всего пятнадцать тогда, но отец сказал, что я уже взрослая, чтобы нести ответственность за свои поступки и бил меня так, чтобы не оставить следов.

На глаза наворачиваются слёзы.

— Почему ты вся дрожишь? Я хочу слышать правду, Ира, только и всего. Я не тронул тебя, когда поймал на измене. Неужели думаешь, что стану наказывать теперь за искренность?

— Он взял меня силой, — шепчу я, глядя в одну точку на лобовом стекле. — В тот день Царёв взял меня силой. Это был первый и последний раз, когда между нами что-то произошло. Я невиновна перед тобой. Я тебе не изменяла.

Смаргиваю слёзы и чувствую, как сильно колотится сердце в груди. Антипов сжимает руль пальцами до побеления костяшек. Он бледнеет, и я понимаю, что он зол. На меня? Или на себя?

— Почему ты не попросила о помощи? Почему не пыталась вырваться? — дрожащим голосом спрашивает бывший.

— Потому что мне никто и никогда не помогал. Я сглупила… Испугалась… Но было кое-что ещё…

Замолкаю и проваливаюсь в свои мысли. Боль снова расползается по всем нервным окончаниям, тревожит сознание, сводит меня с ума.

— И что же это, Ира? Что было ещё?

Перед глазами всё плывёт, а я снова слышу голос Царёва.

— Перестань брыкаться, дура. У меня в кармане есть пушка. Если посмеешь просить о помощи или дёрнешься, я прострелю ему голову…

Кому — я поняла только в тот момент, когда открылась дверь, и на пороге застыл Антипов.

— Он сказал, что убьёт тебя, если я посмею пикнуть, — отвечаю и замолкаю снова.

Ну вот и всё.

Я рассказала бывшему правду о том дне, но легче мне не стало. Ещё тяжелее, потому что снова пропустила через себя эти ужасные события, и показалась перед бывшим слишком слабой и бесхребетной.

— Хочешь сказать, что взяла на себя роль Мать Терезы и защитила меня? — немного помолчав, спрашивает Антипов.

Меня убивают его слова, ранят, но я пытаюсь не придавать им значения. Я понимаю, что мужчина зол на меня. Я не сделала ему ничего хорошего для того, чтобы он ценил и уважал меня. К чему ждать какого-то понимания с его стороны? Я не в понимании и не нуждаюсь. Хочу просто, чтобы он не считал меня самой последней дрянью, если такое, конечно же, возможно…

— Я ничего не хочу сказать. Я привыкла так жить, понимаешь? Постоянный страх за себя и жизнь матери! — снова перехожу на крик, потому что не могу держать эмоции при себе.

Выскакиваю из машины и спешу к дому, но Антипов не позволяет мне уйти: он хватает меня за руку и дёргает на себя, заставляя смотреть ему в глаза. От его близости мурашки бегают по коже, а все внутренности сводит болезненным спазмом.

— Ну что ты хочешь? Что ты хочешь услышать ещё? С самого детства отец воспитывал из меня послушную собачонку. Он с детства вдалбливал мне в голову, что за любую провинность будет плохо. Знаешь, я лет с пяти мечтала умереть. Хотела уйти на облака, потому что жизнь ничуть не радовала меня. А потом, окончив школу и поступив в университет, я увидела шанс жить дальше… Я сбежала из дома, стала жить в общежитии, и отец временно оставил меня. Ему тогда было уже не до меня. Молодые любовницы, деньги… Я часто молила маму бросить его, уйти от него, но она тоже боялась. Не знаю, почему она терпела… Мы не могли обратиться в полицию, потому что у отца были деньги, а тебе прекрасно известно, что правда на стороне того, кто имеет эти проклятые бумажки. Вся моя жизнь перевернулась с ног на голову, когда я узнала, что отец упрятал маму в лечебницу. И тогда он предложил сделку: я выполню его условие, а он отпустит маму. Его условием, как ты уже, наверное, понял, была необходимость беспрекословного подчинения Царёву. У меня не было другого выхода. Я должна была спасти маму, и я согласилась. Я отлично понимала, что многие, да что там многие: все в бизнесе крутятся? как могут. Шпионаж — одно из средств обогнать конкурента… Я не видела в этом ничего дурного. В конце концов, Царёв ведь не на убийство меня отправил… А потом я познакомилась с тобой. Чем больше мы общались, тем сильнее я влюблялась в тебя… Тем сложнее мне было воровать сведения и передавать их Царёву… В тот день мы договорились о встрече. Я должна была передать мужчине последнюю флешку… Я хотела сказать, что больше не появлюсь, что выполнила условия и передала всё, что касалось вашего текущего тендера, но я обожглась… Царёву не нужны были эти данные, он просто хотел разозлить тебя. Я стала его игрушкой для битья, средством достижения цели. Он изнасиловал меня. На этом всё, Антипов. Счастливая история закончилась, а я осталась одна. С разбитым сердцем и истерзанной душой. И я не пытаюсь оправдаться. Ты просил правду? Я тебе её рассказала… Верить или нет — это твоё дело. Я виновата перед тобой, ты прав… Я могла довериться тебе, могла обо всём рассказать сразу, но и ты не хотел меня слышать. Сколько раз я заводила этот разговор, пыталась раскрыться и попросить о помощи, но ты постоянно закрывал мне рот поцелуями. Между нами были бурные отношения в постели, но никогда не было душевной близости, потому что ты не раскрывал передо мной душу и не готов был слышать меня… Если бы ты попытался узнать меня чуточку лучше, то понял бы, что что-то не так, но ты ничего не понимал, не обращал на мои мучения никакого внимания. Я не виню тебя… Ты был прав, когда сказал мне, что меня никто не держал под дулом пистолета. Я оказалась бесхребетной дурой и позволила собой управлять, но больше такого не будет. И знаешь, я передумала падать тебе в ноги и отдавать бизнес отца. Если ты решишь забрать у меня ребёнка, я буду бороться до последнего вздоха. Теперь придётся убить меня, Женя, чтобы разлучить с Данькой.