От откровенно восхищенного взора любимого Белава смутилась, потупила глаза, вспыхнув ярким румянцем. Заметив ее смущение, Веселин довольно позабавился: ему льстила ее невинность. Тяжелое замужество не испортило эту женщину, оставив чистой в помыслах и стыдливой в любовной утехе. Кому, как не ему, знать, что иные девицы после первой же ночи, проведенной с мужчиной, становятся развязными и прилипчивыми, и так тяжело бывает от них отвязаться. Веселин в своей молодой купеческой жизни видал многих, но все они проходили мимо сердца безликой чередой, не задерживаясь. Он и имена их не трудился запоминать, зная, что никогда не вернется к ним снова.

Но Белава – особая женщина! И Веселин не сомневался, что она предназначена ему самой судьбой.

Веселин поднялся и стал не спеша одеваться, ничуть не стыдясь своей наготы. Белава застенчиво отвернулась и загремела горшками в куту[34]. Мужчина еле заметно ухмыльнулся: ничего, осталось немного потерпеть, и когда он увезет ее в Киев, то научит любить по-настоящему, не стесняясь своей страсти.

В дверь тихонько заскреблись, вновь раздался смех. Белава настороженно замерла, прижав к груди деревянную миску до того трогательно и смешно, что Веселин, не выдержав, снисходительно улыбнулся:

– Ты думаешь, они не знают, зачем их вытолкали за дверь?

Белава украдкой бросила взгляд на почти одетого мужчину. Убедившись, что вид его вполне пристоен, позволила ребятам войти.

Ярина и Дар встали, робея, у порога.

Веселин, заполнив собой все свободное пространство лачуги, пристегивал сбоку меч. На оружие с трепетом и немым уважением воззрился Дар.

– Нам, купцам, поневоле приходится владеть мечом, – пояснил Веселин юноше, видя его явный интерес, – мало ли что бывает на торговых дорогах. Вот недавно на Днепре появились новые разбойники – печенеги. Кто они и откуда, никто не ведает, но это безжалостный народ. Четыре лета назад киевский князь Аскольд побил их, так они теперь земли полянские не трогают, зато в степи стали грабежом промышлять.

– А в прошлое лето какие-то степняки напали на мою родную весь, – печально произнесла Белава, – убили нашего отца, а Недвига, их мать, – она кивнула на притихших ребят, – вероятно, погибла под обломками сгоревшего дома. Кто были те разбойники – неизвестно. На хазар не похоже: зачем им грабить веси, которые исправно платят дань? Может, это и были эти… как их там?

– Печенеги, – подсказал Веселин. – Наверное, они. Вообще-то, говорят, печенежских племен много по степи кочует.

Стараясь отвлечь хозяев от печальных дум, навеянных воспоминаниями, купец достал из заплечного мешка подарки. Сестрам подал нарядные красные кожаные сапожки, а Дару – нож с искусной костяной рукояткой.

– Нож этот не простой, из закаленной стали. Он тверже и острее обычных – на лету плат режет. Ковали держат способ изготовления такой стали в великой тайне.

Сестры и Дар поклонились, принимая подарки, а Веселин вдруг смутился, хотя поклон у славян – обычное дело.

Незаметно пролетел день. Не успели Белава и Веселин насмотреться друг на друга, а уже землю окутала осенняя ранняя ночь. Мужчина заторопился.

– Пойду я. Жихарь в лесу меня дожидается. Одному ему небось страшно. Вдруг волколак какой нападет. Прощай, Белава.

Белава, проведя весь день, ничем не выдавая печали, вызванной предстоящей скорой разлукой, не выдержала и бросилась к мужчине, обхватила руками за шею, зарыдала в голос. Ярина и Дар скрылись за печью, боясь помешать затянувшемуся прощанию.

Веселин поцеловал женщину, прошептал ей ласковые слова утешения, но она еще крепче прижала его к себе. Тогда он насильно разжал ее руки, посмотрел на нее тоскливым взглядом и шагнул за дверь.