– Я говорил тебе, что не хочу, чтобы ты здесь появлялась, – проворчал Харт. – Ни сейчас, ни потом.

– Да, знаю. – Сохраняя спокойствие, насколько получалось, Элинор переместилась к бюро и наклонилась к нижнему ящику. – Я не такая дура, чтобы мчаться сюда одна, если тебя это беспокоит. Я встретила отца и Йена в музее, отправила отца с Мейгдлин домой в твоем ландо, а затем прогулялась сюда с Йеном пешком. Так что всю дорогу находилась под наблюдением.

– Меня беспокоит то, что я просил тебя не приезжать сюда, но ты самым возмутительным образом меня ослушалась, – заявил Харт.

– Ослушалась? О, ваша светлость, мне следовало предупредить вас, что у меня всегда были затруднения с послушанием. Хотя ты это и так знаешь. Если бы я сидела тихо и ждала от отца распоряжений, то давно бы превратилась в скелет на стуле. Папа очень нерешительный даже в таких мелочах, как, например, количество ложек сахара в чай. И папа никогда не помнит, любит ли он сливки. Я еще в раннем детстве научилась не ждать чьего-либо разрешения, а просто делать.

– Но теперь ты работаешь на меня, – заметил герцог.

Не глядя на него, Элинор рылась в ящике.

– Я тебе не слуга, Харт, и мои принципы – все те же. Если бы я ждала твоей команды, то сидела бы в кабинете вместе с Уилфредом и барабанила бы пальцами по столу в ожидании, когда ты соизволишь появиться. Даже Уилфред иногда недоумевает по поводу твоего отсутствия, хотя он очень немногословен.

– Да, именно в кабинете ты и должна сидеть!

– Зачем? Не понимаю… Я не нужна Уилфреду, чтобы печатать твои письма. Он поручает мне это, чтобы чем-то занять, вот и все. Но я с большей пользой провожу время, когда стараюсь выяснить, кто посылает снимки и с какой целью. И ты мог бы помочь мне в поисках вместо того, чтобы стоять в дверях и орать.

Тут Харт наконец не выдержал и прорычал:

– Я хочу, чтобы ты немедленно убралась из этого дома!

Элинор с невозмутимым видом выдвинула следующий ящик.

– Пока не закончу, не уйду. Здесь полно укромных уголков и всяких ниш. И очень много мебели.

Харт подошел к бюро, схватил Элинор за плечи и заставил выпрямиться. И теперь один ее глаз полностью скрылся за краем вуали.

Не успев сообразить, что делает, Харт взял ее за руки и отвел их за спину; он знал, как обездвижить руки женщины, как удержать ее.

Элинор посмотрела прямо ему в лицо, и ее алые губы чуть приоткрылись. И в тот же миг на Харта накатила волна желания, швырнувшая его в лапы животной похоти. Он скользнул взглядом по ее манящим губам, по вздымающейся под плотно застегнутым корсажем груди, по тонкой золотисто-рыжей прядке волос на щеке. А потом вдруг наклонился и ухватил завиток губами.

Элинор вскрикнула от неожиданности, а Харт внезапно прикусил зубами ее нижнюю губу – не больно, но чувствительно. Теперь ее дыхание обжигало его щеку, и она даже не пыталась высвободиться.

Укрощена? Нет-нет, только не Элинор! А если она сейчас затихла, то, значит, такое приняла решение.

Харт знал, что мог бы теперь с легкостью ею овладеть. Прямо на крышке комода за ее спиной. Быстро и мощно. Несколько движений – и все было бы кончено. Им даже не пришлось бы раздеваться. И Элинор снова принадлежала бы ему. Никуда бы не делась.

Харт прижался нежным поцелуем к тому месту, где только что находились его зубы. Ее губы были немного солоноватыми от испарины и шелковисто мягкими. Он снова легонько прикусил ее губу и тут же смягчил укус очередным поцелуем.

Элинор шевельнула губами, словно хотела поцеловать его в ответ. Но в следующее мгновение вдруг отпрянула и прошептала: