Далее читатель увидит, что в дневнике за первые полтора военных года не отражены многие широко известные решающие события и факты того времени, зато имеются явно текущие, без душевных откровений, записи, касающиеся дел и событий второстепенных.

Но если так, если находился десяток минут для записей, так сказать, «проходных», то мог ли Берия – даже в тяжёлые времена – не записывать периодически в дневник что-то такое, что имело важнейшее значение как для него, так и для страны?

Думаю, вряд ли!

Однако записей нет! Ни о, скажем, подготовке нашего наступления 1942 года в районе Харькова, ни о нарастании кризиса в районе Сталинграда, ни о многом другом! Даже летние и осенние записи 1941 года крайне немногочисленны и весьма случайны по содержанию.

Далее, по ходу событий, я ещё буду обращать внимание читателя на то, что лакуны в дневнике совпадают с очень непрояснёнными моментами предвоенной и военной истории.

А первое основание для сомнений даёт как раз запись от 10 июня 1941 года. И теперь об этом – подробнее…

Во-первых, как следует и из текста дневника, и из записей в Журнале посещений сталинского кабинета, в апреле, мае и начале июня 1941 года Берия почему-то начал слишком часто выпадать из числа участников совещаний у Сталина.

Почему вдруг так?

Думаю, это было связано с тем, что именно информация Берии о близкой войне оказывалась для Сталина психологически неприятной. И он, размышляя и обрабатывая информацию, в том числе и от Берии, для принятия решения, «живьём» Берию видеть не хотел. Последний раз войдя к Сталину 27 мая 1941 года, Берия не появлялся у него до 7 июня 1941 года!

Конечно, они могли видеться и наверняка виделись не только в сталинском кабинете, однако основная государственная работа на высшем уровне совершалась всё же там. Но – без Берии.

Насколько я знаю, подробный анализ последних двух предвоенных недель на основе изучения Журнала посещений сталинского кабинета никем не предпринимался. Я сейчас тоже не могу заняться им в полной мере, потому что выступаю как публикатор и комментатор дневника Л.П. Берии, а не как автор собственной книги о начале войны.

Тем не менее кое-что из тогдашней хронологии нам не учесть нельзя!

В ходе вечернего приёма 3 июня 1941 года Сталин 20 минут беседовал наедине с Хрущёвым. Затем в кабинет вошли Тимошенко, Жуков и Ватутин, и они говорили без свидетелей (Хрущёв вскоре после прихода военных ушёл).

6 июня 1941 года Сталин в конце дня опять уединился более чем на два часа (с 20.55 до 23.00) с той же троицей военных.

И вот 7 июня в 20.45 к Сталину заходят Молотов, Берия, Маленков и Богдан Кобулов (НКГБ). Через 15 минут (!) Берия, Маленков и Кобулов уходят, а Молотов остаётся. Сталин принимает Вышинского (НКИД), Седина (нарком нефтяной промышленности), Кузнецова (НК ВМФ).

А в 22.05 вновь появляются Берия и Маленков.

В 22.25 на 25 минут входят Тимошенко и Жуков, и какое-то время идёт общий разговор. Потом Маленков и Берия уходят буквально на пять минут (в туалет вряд ли), а вернувшись, остаются с Молотовым в кабинете у Сталина и после ухода военных, до 23.45 – до конца.

9 июня 1941 года Сталин начинает приём с Тимошенко, Жукова и Ватутина. Ровно час, с 16.00 до 17.00, они что-то обсуждают вчетвером (Жуков и Тимошенко позднее приходят ещё раз и с 18.00 до 23.35 принимают участие в совещании у Сталина вместе с Ворошиловым, Маленковым, Куликом и Вознесенским).

Берии у Сталина нет.

Но уже 10 июня 1941 года к Сталину в 22.15 входят Молотов и Микоян и почти сразу же – Берия и Маленков. В ходе совещания вызывают на 30 минут Кобулова, и заканчивается обсуждение в узком кругу в 23.00 (к разговору присоединяются Шахурин и Л. Каганович).