– Разве эта суета достойна величайшего из спасателей? – искренне удивляется старец. – Вы, в чьих силах спасать целые миры мановением мизинца, заняты подобной ерундой. Сам Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, не был более достоин великих дел! Видит Аллах…

– Ты кончай дифирамбы петь. Говори, чего надо, и проваливай. Занят я!

– Почему бы вам, о уважаемый Егор ибн Сергей, не спасти мир, что находится в страшнейшей из бед и вопиет о приходе единственного, кто способен помочь?

– Счас, – отвечаю. – Все брошу и помчусь мир спасать. Мне что, больше делать нечего? Впрочем, если уважаемый домулло вместо разглагольствований выдернет волосок из своей волшебной бороды и перенесет нас со страдальцем прямиком на базу, то обязуюсь организовать чай в столовой минут через пять после телепортации. Восточных сладостей не обещаю, но лаваш и сгущенку гарантирую!

– Разве могу я, ничтожный, вмешиваться в деятельность величайшего из спасателей…

Тоже верно. Подергать себя за бороденку глюк может. А вот насчет мгновенных перемещений у произведения моего воспаленного мозга есть некоторые проблемы.

– Ну раз не можешь, так и не путайся под ногами. Не видишь, «ми кюшаем»! То есть тащим!

С дедом происходят неожиданные метаморфозы. Халат и чалма трансформируются в набедренную повязку, голова взмывает на добрый метр вверх и обрастает длинными курчавыми локонами, гармонично сливающимися с окладистой бородой и пышными усами. К голове прилагается великолепный торс, мускулистые руки… ну и все остальное, положенное атлету. В левой руке появляется что-то, похожее на кусок разлохмаченной пеньковой веревки, только светящейся и вопреки законам физики самостоятельно поддерживающей форму. Бородач хмурит роскошные «брежневские» брови и громовым голосом заявляет:

– Возрадуйся, смертный, боги Олимпа доверяют тебе важное дело! Сам Дий Громовержец снизошел!..

Ох ты! Ну и фантазия у меня!

– Ты Зевс, что ли? – уточняю на всякий случай. – А чего лично? Мог и Гермеса какого послать. Или кто там у тебя на побегушках?

Возле босых ног олимпийца начинают закручиваться снежные бурунчики.

– Не тебе решать за богов, кого и куда посылать!

– Да ладно! Я и сам посылать умею. Ежели ты Зевс, то кончай пургу гнать! Давай, оборачивайся быком!

– Каким быком? – озадаченно переспрашивает бог.

– Да хоть тем самым, в образе которого девок портил. И как они, бедные, такое выдерживали?!

Оказывается, я неплохо помню греческие мифы! А ведь с детского возраста не перечитывал!

– Зачем? – От удивления у олимпийца весь гонор пропал. – Ты вроде не склонен к урании…

– Какой еще урании, урод?! Запрягу тебя в волокушу, мигом страдальца допрем! И можно по чайку со сгущенкой!

Зевс таращит глаза, словно видит небывалого зверя, и удивленно переспрашивает:

– Ты собрался запрячь бога в повозку?

– А что? – Теперь мой черед удивляться. – Один мой предок Ящера в плуг пристроил. Своего бога, между прочим! С чего бы мне чужого не припахать?

– Наглый мальчишка! – Голос глюка набирает силу. – Да как ты смеешь?!

Бурунчики у его ног набирают силу, превращаясь в небольшие смерчи.

– Не холодно без одежки-то? – Будет еще мне привидение хамить! – Превращайся! В бычьей шкуре да под нагрузкой, не замерзнешь…

– И правда холодно, – замечает Громовержец и сдувается.

Уменьшается в росте. Худеет в плечах. Сильно худеет, но фигура женоподобной не становится: плечи узкие, но ни груди, ни бедер. Просто задохлик. Такого не запрячь, сдохнет. Даже если быком обернется. Прическа не меняется, но на худом изможденном лице смотрится совершенно иначе. Жалко смотрится. Тело, ставшее тельцем, прикрыто намотанной простыней, которую я идентифицирую, как хитон, ноги обзаводятся сандалиями на деревянной подошве. За спиной хиляка вырастают два крайне неприятных типа в таких же простынях, с белоснежными крыльями, откровенно бандитскими рожами и тесаками класса «меч огненный» в руках. Здоровые, но ясно сразу: этих работать не заставишь!