По пути домой я был переполнен болью и чувством унижения.

Первое распоряжение о наложении ограничений на мою практику было зачитано 20 ноября 2010 года на втором слушании в Генеральном медицинском совете, последовавшем за коронерским расследованием. Это распоряжение пересматривалось в мае 2011-го, октябре 2011-го, феврале 2012-го и мае 2012-го. Меня вызывали на все собрания по пересмотру, но, следуя совету солиситора, я не посещал их, а просто соглашался с сохранением существующих условий. Как бы то ни было, вероятность изменения условий при отсутствии подвижек по моему делу была мала.

Теперь же дело сдвинулось с мертвой точки: девять дней назад полиция предъявила мне обвинения в непреднамеренном убийстве и даче заведомо ложных показаний. Генеральный медицинский совет, не теряя времени, вызвал меня в Манчестер на очередной пересмотр ограничений в работе. Из собственного опыта я знал, что слушания в Генеральном медицинском совете унизительны и травматичны.

Все изменилось в июне 2012 года – была основана Трибунальная служба практикующих врачей. Это было сделано в ответ на давнюю критику Генерального медицинского совета, который преследовал в судебном порядке, судил и наказывал врачей, совершивших врачебную ошибку. Генеральный медицинский совет продолжал устанавливать стандарты, которым обязаны были следовать представители профессии, и привлекать к ответственности тех, кто недотягивал до них. Трибунальная служба практикующих врачей взяла на себя функции суда, накладывала санкции и следила за их исполнением. Чтобы отделиться от Генерального медицинского совета, Трибунальная служба практикующих врачей стала занимать отдельные офисы. Важно отметить, что, хоть Трибунальная служба практикующих врачей и подчинялась парламенту, она зависела от Генерального медицинского совета и финансировалась им. Многие врачи считали, что все это сделано лишь для вида, и Трибунальная служба практикующих врачей – все тот же Генеральный медицинский совет, но с другим названием.