«Ну и сволочь же этот педоном», – мысленно выругался Тарас, вспоминая события последней недели.

Деметрий исполнил свою угрозу. Едва агела вернулась на берега Эврота, снова оказавшись в том лагере, откуда ее отправили исполнять криптии, как он тут же настучал надзирателю. А тот передал дальше по инстанции педоному, находившемуся в недалекой Спарте и ведавшему, как выяснилось, воспитанием подрастающего поколения всей страны. Поколение это, собранное в смешанные по возрасту группы от семи до двадцати лет, было разбросано по военизированным лагерям, подобным тому, в котором теперь оказался Тарас. Здесь, как выяснилось, и проходило обучение молодежи на протяжении многих лет.

С нескрываемой радостью Тарас узнал, что один из главных экзаменов – многочасовая порка в храме Артемиды, который служил пропуском в настоящую жизнь для пятнадцатилетнего юнца, – он уже «выдержал» несколько лет назад и теперь имел право носить настоящее оружие – меч и копье, – которое, однако, им пока не давали, заставляя драться учебным. Но радоваться было рано. По возвращении с криптий их скоро ждала еще одна порка в том же храме, завершающая обучение, после которого он и все его одногодки станут совершеннолетними. «Водку можно будет пить, – усмехнулся Тарас, снова ощутив боль в спине, – и сигареты покупать».

Официального статуса экзамена эта порка уже не имела, но считалась важной частью церемонии и даже праздником. Так сказать, выпускной бал. Пропуск во взрослую жизнь. Что там будет потом, после этого бала, Тарас сейчас даже не загадывал. До него еще следовало дожить, причем в прямом смысле слова. Очень уж болезненным было обучение. Многие не дотягивали.

Как Деметрий избежал наказания за то, что ворвался в храм и устроил там резню, Тарасу было неизвестно, однако факт оставался фактом: получив жалобу от надзирателя, руководившего лагерем, педоном буквально на следующий же день прибыл в расположение лагеря, где по соседству обитали три агелы: Деметрия, Клеона и Механида. И вскоре Тараса, а также Эгора, Архелона и Халкидида, и даже раненых Плидистрата с Книдом вызвали «на ковер» к главному педагогу Спарты, которого здесь называли немного иначе, чем привык Тарас. Остальных участников «восстания» – пятнадцать парней из «молодежи» соседних агел – никто сюда не приглашал. Видно, Механид с Клеоном своих не выдали.

Разговор состоялся рано утром, но не в хижине надзирателя, а прямо посреди лагеря, точнее на берегу Эврота, несущего свои воды через холмистую и плодородную равнину к морю. Провинившихся выстроили в шеренгу, а педоном некоторое время прогуливался мимо них, всматриваясь в лица таким хищным взглядом, словно собирался немедленно всех четвертовать. Звали его Менандр[28]. Это был высокий и тощий человек с вытянутым лицом, обрамленным длинными волосами, от которого пахло едким потом за версту. Впрочем, примерно так же здесь пахли все, и Тарас уже начал привыкать к местным обычаям.

Прибыв из похода в лагерь, он ожидал как минимум немедленной отправки всей агелы в баню, чтобы помыться после стольких дней, проведенных в пыли и грязи. Но не тут-то было. Оказалось, спартанцы баню не признавали и ходили немытые. Тела свои ни мазями, ни маслами не натирали, чтобы те лучше пахли. И вообще о запахах не беспокоились. Ограничивались тем, что мыли волосы и долго расчесывали их – это было их главное богатство. Пришлось помыться в реке, с большим трудом улучив свободную минутку. Поскрести себя заскорузлыми пальцами без всякого мыла и шампуней. Для Тараса, привыкшего думать, что все греки большую часть свободного времени проводят в банях, это было откровение. Впрочем, за всех греков он отвечать не мог, но вот спартанцы, к его большому сожалению, бани презирали.