Вообще, за последние месяцы войны с персами недавний спартанский пехотинец, а теперь первый в истории Спарты наварх, уже привык больше полагаться на флот. Ему нравилось передвигаться на кораблях, покрывая значительные расстояния и, неожиданно для врагов, перемещаться с одного театра военных действий на другой. Но судьба Спарты решалась сейчас на суше. Именно необходимость знать, что происходит в окрестностях атакованных городов и на дорогах, ведущих в столицу, заставила наварха отправить еще три сотни гоплитов под командой Архелона пешим путем на север, в сторону Прасий. Этот отряд должен был прибыть туда не позднее чем через три дня. А если спартиаты смогут передвигаться еще и ночью, чего не могли сделать без большого риска корабли флота, то и за два. Архелон имел приказ найти армию Леонида, которая уже могла к тому времени штурмовать город с суши, а может, и с моря, и присоединиться к ней. Или же, в том случае, если штурм еще не начался и армию царя отыскать не удастся, ждать прибытия кораблей Гисандра на берегу. Вступать в бой с ходу Архелону запрещалось. Только по приказу царя или совместно с флотом наварха.

Вторая причина, которую Гисандр не озвучивал никому, выглядела не очень по-спартански, но вписывалась в его тайную стратегию. Опять же из-за отсутствия флота у врагов Леонида, шесть триер в гавани Кифанты в самом безнадежном случае можно было использовать для бегства, а официально «для переброски осажденного гарнизона в любое место побережья». В этом случае маневр можно было приравнять к ложному отступлению, которое спартанцы практиковали на суше. Но в глубине души Гисандр надеялся, что ему не придется прибегать к этому маневру. Поскольку в глазах еще не привыкших к морской войне спартанцев все это очень походило бы на бегство, а это было неприемлемо для гордых спартиатов.

– Ох уж эти мне традиции, – сплюнул наварх на мокрые доски пирса, глядя, как матросы закатывают последнюю бочку по сходням, – сколько народа из-за них полегло.

Но, решив так, Гисандр более не колебался, и двенадцать триер с рассветом вышли в море, казавшееся тогда вполне спокойным. В то же самое время, даже раньше, триста спартанцев со щитами и копьями во главе с Архелоном уже шагали по дороге на север, покидая протяженный мыс, на котором располагался первый форпост нового спартанского государства.

– Да поможет вам Аполлон, – напутствовал накануне Архелона Гисандр.

– А к вам пусть будет милостив сам Посейдон, – ответил на это его друг, – и не грозит спартанским кораблям своим трезубцем.

– Встретимся у Прасий, – успокоил его наварх, – боги на нашей стороне.

Однако к вечеру погода испортилась настолько, что Гисандр уже всерьез переживал за свой флот, который мог просто пойти на дно со всеми солдатами и баллистами раньше, чем достигнет нужного места. Слушая завывания ветра и глядя на высокие волны, грозившие разбить триеру о рифы, которыми были полны прибрежные воды, наварх уже начал сомневаться, что Посейдон будет к ним благосклонен.

– Если подходящая бухта не появится в ближайшее время, – пробормотал наварх, стоявший рядом с капитаном у скрипевшей изо всех сил мачты, с которой только что, наконец, сняли паруса, – стемнеет окончательно. И тогда мы точно увидимся с Посейдоном, но уже отправившись на корм рыбам.

Не успел Гисандр договорить, как флагманская триера миновала скалистый мыс, загибавшийся полукругом и далеко выдававшийся в море. Сразу за ним моряки увидели глубокую, защищенную от ветра бухту. Берега для Спарты выглядели не совсем привычно. Высокие, скалистые, изрезанные трещинами и мрачноватые. А в центре имелся большой разлом, в глубине которого угадывался вход во вторую, скрытую от глаз бухту. «Просто Норвегия какая-то со своими фьордами, – вспомнил пейзажи из прошлой жизни Гисандр, – но выбирать не приходится. Бухта на вид большая, места для всех кораблей хватит, а в глубине разлома даже пологие берега виднеются. И жилья никакого вокруг нет, что нам только на руку. Ведь эта ночевка уже на земле врага».