– Слушай, – отвечал я, – тебе играть осталось немножко. Станешь тренером, тогда и будешь импровизировать. Какие хочешь упражнения придумывай, твори!

И вот ему дали команду. Ни одной тренировки он не провел, работал все время Гиля. А Крутиков ходил по полю туда-сюда – и все. Это просто фантастика была! И так хотелось ему сказать: «Ну что же ты, друг, столько разговоров вел? И где твоя импровизация?» Смотрел на эти тренировки, на то, как он говорит игроку «Вась, Петь, как тебя вообще там?», и думал: «Зачем я пошел туда?» Крутикову не хватало элементарных знаний. То, что он говорил, можно было и в детском саду услышать.

Когда он играл, у него были хорошая скорость, злость, характер. Сзади играл мощно и цепко, убежать от него никто не мог. Но подключения к атакам, которыми он был славен, меня не вдохновляли.

– Подключусь, – говорил он. – Для кухарок…

А смысл-то в том, чтобы или гол забить, или передачу результативную отдать. Но этого почти не было. С прямыми обязанностями в защите Крутиков справлялся здорово. Вот только для того, чтобы справиться с должностью главного тренера «Спартака», этого недостаточно. Однако мы и сейчас общаемся; не друзья, конечно, но, когда видимся – подходим друг к другу, спрашиваем, как дела. Все-таки профессиональное не должно на личное переходить.

В 1976-м я пробыл в «Спартаке» не полный сезон. На сборы, в частности, не ездил. Вместо постоянной работы получались этакие командировки. Короче, вроде и был в штабе – а вроде и не был. Так что моим мнением, кроме как о соперниках, никто не интересовался.

Ну а потом назначили Бескова…

Однажды, уже в девяностых, я пришел в спартаковский клуб, который располагался в Первом Коптельском переулке. В здание меня не пустили. Там стоял какой-то омоновец на входе.

– Вы кто?

– Олимпийский чемпион Анатолий Исаев, – ответил я.

– К кому идете?

– В свой дом иду.

– Если вас никто не приглашал, – перекрыл он мне дорогу, – то и делать вам тут нечего.

Прибежали ребята из клуба – они видели эту сцену из окна:

– Ты кого не пускаешь?!

Год спустя пришел к Николаю Петровичу. Его при Романцеве уже отодвигали. И был там такой Есауленко, вице-президент. Я сел на втором этаже на диван, над которым фотографии спартаковских команд – чемпионов всех лет. И я там тоже есть. А тут Есауленко ко мне подходит и спрашивает:

– Вы из садоводческого товарищества?

Я растерялся: думал, что меня все-таки знают в «Спартаке».

Через какое-то время выходит женщина – и задает тот же вопрос. Мне так неудобно стало, и я ушел на первый этаж, к хозяйственникам. Тогда и понял, что «Спартак» для нас, ветеранов, становится чужим. А сейчас – тем более.

Наше поколение уважало спартаковцев, допустим, тридцатых годов, знало их. Это же наши люди, которые были чемпионами, прославляли «Спартак»! А сейчас мы никакого отношения к «Спартаку» не имеем. Был когда-то тренерский совет, на котором мнением ветеранов интересовались, – но его взяли и уничтожили. Хотя что-то полезное мы, наверное, могли бы рассказать.

Тем не менее Романцеву нужно отдать должное. Контакта у нас не было никакого, но пенсию ветеранам он сделал по тем временам нормальную – 200 долларов. Мы ему были благодарны, что в такое трудное время поддержал. Это было, наверное, во второй половине девяностых. А впоследствии еще и президент страны сделал нам, олимпийским чемпионам, пенсию. Можно жить, елки-палки!

А вот в девяностых, особенно после инфарктов, было сложно. Жена, дочь… Как было крутиться? Откуда деньги доставать – в моем-то состоянии? Сейчас дочь работает в туристической фирме, все нормально. И у меня какие-никакие деньги появились. Вот только годы уже подпирают.