Бросив на пол меч, он поднял любимую, осторожно отнес на ложе и, став перед ней на колени, ласкал, ободрял, согревал ее своим дыханием и поцелуями.

Валерия лежала неподвижная, бесчувственная ко всем его словам, как будто не обморок, а смерть поразила ее. Страшная мысль пронизала мозг Спартака. Быстро вскочив, он всматривался в лицо любимой расширившимися от страха глазами. Бледная, недвижимая, она была еще прекраснее; дрожа всем телом, он глядел на ее бледные уста, стараясь уловить признаки дыхания; приложив руку к ее груди, он почувствовал, что сердце медленно и слабо бьется. Вздохнув с облегчением, Спартак бросился к маленькой двери, которая вела в другие покои Валерии, и, подняв занавес, крикнул несколько раз:

– Софрония!.. Софрония!.. Скорее сюда!.. Софрония!

В эту минуту послышался осторожный стук в дверь, в которую он собирался выйти. Спартак прислушался: сильный шум и крики, долетавшие снаружи, прекратились, но тотчас же снова раздался стук и мужской голос произнес:

– Великодушная Валерия!.. Госпожа моя!

В мгновение ока Спартак поднял меч и, слегка приоткрыв дверь, спросил:

– Что тебе нужно?

– Пятьдесят всадников… сюда… прискакали… – ответил, дрожа и заикаясь, старик домоправитель; глаза у него, казалось, готовы были выскочить из орбит; при свете факела, дрожавшего в его руках, он разглядывал Спартака. – Они говорят… и кричат… требуют, чтобы им вернули… их… вождя… и уверяют, что ты Спартак!..

– Иди и передай, что через минуту я выйду к ним.

И фракиец захлопнул дверь перед самым носом старого домоправителя, превратившегося в статую от удивления и ужаса.

Когда Спартак подошел к ложу, на котором все так же неподвижно лежала Валерия, в другую дверь вошла рабыня.

– Ступай принеси эссенции, – сказал ей Спартак, – и приведи еще одну рабыню, чтобы оказать помощь твоей госпоже, она в обмороке.

– О моя добрейшая, о моя бедная госпожа! – запричитала рабыня, всплеснув руками.

– Скорее! Беги и не болтай! – прикрикнул на нее Спартак.

Софрония убежала и вскоре вернулась с двумя другими рабынями; они принесли всевозможные крепкие, ароматные эссенции. Рабыни окружили лежавшую в обмороке Валерию нежными заботами, и несколько минут спустя на ее бледном лице выступил легкий румянец, а дыхание стало более ровным и глубоким.

Спартак все время стоял неподвижно, скрестив на груди руки, и не отрываясь смотрел на возлюбленную. Увидев, что к ней возвращается жизнь, он глубоко вздохнул и поднял к небу глаза, как бы желая возблагодарить богов; потом, отпустив рабынь, он стал на колени, поцеловал белую руку Валерии, бессильно свисавшую с дивана, поднялся, запечатлел долгий поцелуй на ее лбу и быстро вышел из конклава.

В одну минуту он добежал до площадки, где расположились пятьдесят конников, державших лошадей в поводу.

– Ну? – спросил он строгим голосом. – Что вы тут делаете? Что вам нужно?

– По приказу начальника Мамилия, – отвечал командовавший отрядом декурион, – мы в отдалении следовали за тобой, боясь…

– На коней! – крикнул Спартак.

В один миг все пятьдесят всадников, ухватившись левой рукой за гривы лошадей, вскочили на своих скакунов, покрытых простыми чепраками.

Немногочисленные рабы, оставшиеся на вилле, преимущественно старики, в страхе молча столпились у входа; факелы в их руках освещали эту сцену. Спартак повернулся к ним и приказал:

– Приведите моего коня!

Трое или четверо рабов поспешили в соседние конюшни, вывели оттуда вороного и подвели к Спартаку. Он вскочил на коня и, обращаясь к старому домоправителю, спросил:

– Как зовут твоих сыновей?