Поэтому Арторикс с радостью воспользовался случаем повидать Мирцу и отправился сообщить ей о новой победе Спартака, по пути рассуждая с самим собою о том, что более удачного повода для встречи с любимой ему не могло представиться. Он пытался уверить себя, что вовсе не придрался к случаю, – не пойти к ней и не сообщить такую приятную новость из-за какой-то глупой стеснительности и робости было бы не только ребячеством, но и попросту дурным поступком!

И молодой галл поспешил к Мирце; сердце его билось от радости и надежды. Он шел к девушке, твердо решив побороть свое смущение и непонятную тревогу, овладевавшую им при встрече с Мирцей. Он решил поговорить с ней откровенно, с решимостью, подобающей мужчине и воину, и смело открыть ей свою душу. «Так как положение создалось очень странное, – думал он, направляясь к палатке Спартака, – то надо с ним покончить раз навсегда, – давно уже пора принять какое-нибудь решение и избавиться от невыразимой мучительной тоски».

Но как только Арторикс очутился перед Мирцей, все его планы рассеялись как дым; он стоял перед ней, словно школьник, пойманный учителем на месте преступления; поток красноречивых излияний внезапно иссяк, не излившись, и Арториксу с трудом удалось произнести лишь несколько бессвязных слов. Горячая волна крови прихлынула к лицу девушки; после минутной паузы, усилием воли подавив смущение, она постаралась овладеть собой и наконец сказала Арториксу слегка дрожащим голосом:

– Что же ты, Арторикс? Разве так рассказывают сестре о бранных подвигах ее брата?

Юноша покраснел при этом укоре и, призвав на помощь свое утраченное было мужество, подробно передал девушке все, что гонцы сообщили о сражении под Аквином.

– А Спартак не ранен? – спросила Мирца, взволнованно слушавшая рассказ гладиатора. – Это правда, что он не ранен? Ничего с ним не случилось?

– Нет. Жив и невредим, как всегда, невзирая на все опасности которые угрожали ему.

– О, эта его сверхчеловеческая отвага! – воскликнула Мирца голосом, в котором звучало уныние. – Из-за нее-то я ежечасно и ежеминутно тревожусь!

– Не страшись, не бойся, благороднейшая из девушек: до тех пор, пока в руке Спартака меч, нет такого оружия, которое могло бы пронзить его грудь.

– О, я верю, – воскликнула, вздохнув, Мирца, – что он непобедим, как Аякс, но я знаю и то, что он так же уязвим, как Ахилл!

– Великие боги явно покровительствуют нашему правому делу и сохранят драгоценную жизнь нашего вождя!

Оба умолкли.

Арторикс влюбленными глазами смотрел на белокурую девушку, любуясь правильными чертами ее лица и стройным станом.

Мирца не поднимала глаз, но чувствовала устремленный на нее пристальный взгляд юноши, и этот взгляд, полный пламенной любви, вызывал у нее радость и тревогу, был ей приятен и беспокоил ее.

Тягостное для Мирцы молчание длилось не более минуты, но оно показалось ей вечностью. Сделав над собой усилие, она решительно подняла голову и посмотрела прямо в лицо Арториксу.

– Разве ты не собираешься сегодня проводить учение с твоим легионом?

– О Мирца, неужели я так надоел тебе! – воскликнул огорченный ее вопросом юноша.

– Нет, Арторикс, нет! – опрометчиво ответила девушка, но тут же спохватилась и, покраснев, добавила, заикаясь: – Потому что… да потому… ты ведь всегда с такой точностью исполняешь свои обязанности!

– В честь одержанной Спартаком победы Крикс приказал дать отдых всем легионам.

Разговор снова прервался.

Наконец Мирца сделала решительное движение, собираясь вернуться в палатку, и сказала, не глядя на гладиатора: