Однако Зверина оказалась куда крепче! Она пошатнулась – и тут же вернула оплеуху Меде, при этом изо всех сил дернув ее за косу, в которую были небрежно заплетены длинные волосы цвета сухой травы.

И девушки закружились меж кустов и деревьев, то расходясь, то вдруг сближаясь и награждая друг дружку сильными ударами.

Север смотрел на них остолбенев, невольно отмечая, что это становится его привычным состоянием на Земле. Но какая нелепость – женщины дерутся из-за мужчины!.. Красавицы враз сделались ему одинаково неприятны. Жаль, что не отправил он сюда имита. Сейчас бы тот растаял бесследно к их вящей злобе!

Но вскоре Северу показалось, что он здесь уже и ни при чем. Несомненно, у Меды и Зверины были какие-то свои, давние счеты – слишком уж ярки и красивы были обе, чтобы по-доброму ужиться друг с другом.

Причем, начавшись как неприглядная драка, их сражение постепенно сделалось похожим на дикий, яростный, страстный танец.

Север невольно загляделся – Ему даже почудилось, что девы в своих стремительных движениях на миг принимают обличья каких-то диковинных зверей… или вдруг делались они неотличимы одна от другой, сливались в единое, само себя рвущее в клочки существо!

Они взлетали над землей, переворачивались, кружились в воздухе и, казалось, даже деревья поджимают свои ветви, чтобы не мешать… И внезапно босая нога Меды в невероятном взмахе угодила прямо в хорошенькое личико Зверины.

Полет сразу прекратился. Зверина звучно шлепнулась на землю, зажимая окровавленный носик. Рядом медленно опускалась Меда, и тут Зверина бросила на нее, потом на Севера ненавидящий взгляд, выкрикнула что-то непонятное, вроде:

– Уж я тебе невстаниху-то сотворю до скончания веку! – и хлюпнув разбитым носом, бросилась прочь и скоро скрылась из виду.

Север догадался, что и он теперь удостоился ее ненависти. Но за что?!

Меда буйно расхохоталась вслед сопернице и обернулась к Северу. Ее лицо горело, храня выражение необузданной гордости. Но стоило глазам Меды встретиться со взглядом Севера, как жар схлынул. Теперь она глядела смиренно и даже со смущением.

А Север молчал. Не то чтобы он был рассержен… ну, всякое бывает, ладно, чего судить чужие обычаи, у каждой пташки свои замашки. Нет, он просто не знал, что теперь делать. Меда чего-то ждала от него, а вот чего?

Она смотрела жалобно, исподлобья, словно хотела просить прощения, да не осмеливалась. Однако Север все молчал… и вдруг лицо Меды побелело, глаза сузились, и пламень прежней ярости полыхнул из-под ресниц – но теперь эта ярость была уже направлена против Севера! Холодок невольного ужаса пробежал по его спине…

– Иль Зверина на тебя уже и впрямь ковы навела?! – презрительно выкрикнула Меда, а потом вдруг резко крутнулась на месте, громко свистнув при этом.

Голубым смерчем взвилось ее платье, завихрились ветки, листья, трава… и Севера тоже завертело, закружило, подхватило, понесло куда-то, словно сухой листок на ветру… острые сучья впивались в тело, ветви больно били. Он с трудом сообразил, что это деревья – деревья! – перебрасывают его с одного на другое, кидают безо всякого бережения, чуть ли не зло. а если впереди маячит прогалина, то его еще и раскачивают, и только потом, с насмешливым поухиванием, швыряют, причем, летя на огромной высоте над полянами, он вовсе не был уверен, что следующее дерево успеет его подхватить!

И почему-то одно лишь тупое недоумение терзало его во время безумного лета: что ж это посулила свершить Зверина?..

Он был весь исхлестан, измучен, когда последний в этом ряду мучителей, огромный дуб, скинул его со своих узловатых ветвей на знакомой поляне, наградив на прощанье таким увесистым – и весьма унизительным! – шлепком, что Север полетел к «Инду», подобно сухой былинке.