– Ангелина Николаевна! – повторил Корытников, но теперь с отеческими интонациями. – Вы успокойтесь, сядьте! Мы тут все свои! (Геля оглядела ханжеские рожи вокруг себя и показала в злой улыбке белые клыки.) Вам давно пора за ум взяться. Где ваши публикации? Где глава для методического пособия? У ваших студентов самые плохие знания по предмету, на ваших лекциях сорок процентов непосещаемости!

Геля молчала. Ее трясло от этих разборок, ее тошнило от патернализма этого толстого козла. Притом она боялась открыть рот, потому что знала – если откроет, то пыхнет на коллег синим пламенем и будет поливать их огнем, пока не испепелит вчистую.

Задрав нос, она встала, молча прошествовала к выходу. Потом картинно остановилась, обернулась на бывших теперь сотрудников, демонстративно громко хмыкнула и вышла в коридор, треснув дверью.

Избалованная в детстве бабушкой и воспитанная без капли любви отцом и матерью, увлекающаяся идеей из-за красоты ее звучания и отрицающая непреложные истины, холодная и порывистая, ласковая и жестокая, Геля относилась к тому типу людей, которые никогда не взрослеют по-настоящему. В ней нелогично сочетались детская безответственная шаловливость, подростковый максимализм, девичья мечтательность и скрытая жестокость самки, потерявшей своего детеныша.

Неудивительно, что – выражаясь фигурально – ее носило по бездорожью самых разных идей. В институте, переживая лучшее время своей жизни, она увлеклась феминизмом, а следом объявила себя лесбиянкой. Надо признать – для того времени это звучало смело, что Гелю заводило, – до тех пор, пока слова не приходилось подтверждать делом.

По окончании розового периода Геля воспылала интересом к оккультизму. Научилась гадать на картах и предсказывать судьбу. Следом загорелась идеей ехать на Кубу, помогать последнему в мире социалистическому государству отстаивать себя в мире капитала. Затем последовал тихий период чтения и осмысления ницшеанства. Окончив истфак, Геля уехала в археологическую экспедицию, раскапывавшую курганы в Монголии. Из экспедиции Черкасова вернулась беременной, виновник ее положения заявил, что их роман был ошибкой. Из чистой злобы Геля пошла на аборт, а уже на следующий день жестоко раскаялась – убийство ребенка стало страшным потрясением, перевернувшим ее мир.

После аборта Геля словно бы завяла: она много читала и почти не выбиралась из кровати. Понаблюдав за ней, отец решил, что дочери надо работать, и пристроил ее на кафедру культурологии педагогического института.

Геля смирилась.

Постепенно она возвращалась к себе настоящей, попутно осознавая, что сидит по уши в болоте. Ненастоящие интеллигенты неискренними голосами воспевали несуществующую высокую культуру Гродина. Геля предчувствовала свою ментальную гибель. Спасаясь, она стала игнорировать работу, а теперь провалилась на комиссии, что означало – ждать повышения и прибавки к зарплате не стоит.

Пришло решение уволиться.

Незадолго до комиссии потерпела крах и личная жизнь Гели – ее парень ушел к другой. Объяснил так: она беременна, и мне надо на ней жениться. Гелю поразило, что он встречался одновременно с двумя девушками, а Антон объяснил, что виноват, влюбился в обеих и не мог выбрать. И вот – выбор за него сделала судьба. Ледяная волна обиды, ненависти и бессилия затопила Гелю.

Ее озлобление росло. Светка была замужем, у нее росла дочь, Наташка вышла замуж и родила сына, Сонька тоже воспитывала наследника. Слушая рассказы подруг о детях, встречая по дороге счастливых мамаш с их отпрысками, Геля убеждала себя, что родительское самодовольство отвратительно.