– Ты убил его, – повторила девушка с ледяной уверенностью. – Все равно что убил. Знаешь, что происходит с оракулом, которого вынудили отказаться от своего дара?

– Примерно представляю, – ответил я, массируя руку, ноющую от боли.

– Он перестает отличать правду от лжи в мире снов. Знаки путаются, символы меняются местами, он не понимает, что видит. Реальность вокруг него также начинает сходить с ума. – Харита осеклась, покачала головой, еще раз окинула меня взглядом, словно недоумевая – кому и, главное, зачем она пытается рассказать о мучениях человека. – Какое предсказание ты заблокировал?

– Не помню, какую-то мелочь.

– Вставай. Одевайся. – Талия швырнула мне джинсы. – Из всех четырех жертв эта представляется мне наиболее ценной для дэймосов.

Я протянул руку и положил игрушку на комод, рядом со стеклянной банкой, в которой уже лежали несколько новых пуговиц, а затем сказал:

– Я по-прежнему не уверен, что этот последний.

– В любом случае, мы начнем, – холодно откликнулась Талия.

Мне совсем не понравился нажим, прозвучавший в ее голосе.

– Ты хочешь навестить все жертвы?!

– И если ты поторопишься, мы успеем сделать это сегодня.

– Как ты их найдешь? Я уверен в местоположении только одного – пепел в море.

– Нарисуешь портреты, – безапелляционно заявила харита, которой наскучило спорить со мной. – Знаю, ты прекрасный художник. Я пробью изображения по своей базе данных. А ты, если понадобится, переберешь все свои залежи пуговиц и проверишь каждую.

Она бросила быстрый взгляд на стеклянную емкость с моими трофеями и стремительно вышла из комнаты.

Мне пришлось вылезать из постели и, превозмогая неутихающую боль в руке, одеваться, а затем тащиться в гостиную. Там я зажег все имеющиеся источники света, достал чемоданчик с художественными принадлежностями, открыл его и снова подумал о Хэл. Ее рисунки по-прежнему лежали под деревянной крышкой – яркие, необычные, запоминающиеся. Вот последний набросок, всего несколько грубых штрихов, но образ весьма четкий – корявая человекоподобная фигура с длинными костлявыми руками. Изображение Фобетора моей ученицы. Успела его нарисовать за считаные минуты в тот день, когда мы спешили на помощь ее друзьям. Интересно, вернется ли она?..

Я закрыл папку с работами Хэлены. Достал чистый лист и взялся за первый портрет.

Харита села напротив и, пока я работал, не сводила с меня тяжелого, изучающего взгляда.

– Талия, ты не могла бы не смотреть на меня так? – попросил я, не поднимая головы. – Очень отвлекает.

– Я думаю о том, как Феликс мог скрывать этот дом. Здесь каждый угол, каждая деталь выдает принадлежность к миру дэймосов.

– Он никого сюда не приглашал. Кроме очень редких клиентов, – ответил я сухо, накладывая тени на впалые щеки женщины, все четче проявляющейся на бумаге.

– Нет, я о другом, – продолжила Талия с прежней задумчивостью. – Феликс был учеником Геспера. Тот учил его, поддерживал, всегда был в курсе любого его шага. И дом, где проходило обучение, должен был стать истинным домом Феликса. Откуда появился этот? Как возможно совместить два убежища? Две сути – дэймоса и эпиоса?

Я посмотрел на хариту.

– Не знаю. Он никогда не говорил об этом. У нас было много тем для обсуждения, помимо прошлого моего учителя… Вот, первый портрет. – Я подтолкнул к ней рисунок.

Талия взяла лист, внимательно изучая лицо на нем, не глядя вынула из кармана пиджака тонкий коммуникатор. Суперсовременный сканер.

– Кора, – произнесла она через минуту. – Семьдесят шесть лет, живет в семье сына. Исторический центр Полиса…