– Сте́фочка, ты дома? – очаровательный южный акцент соседки невозможно было спутать ни с чем.

– Да-да. Что случилось? – Стефа́ния рывком открыла дверь и сейчас на площадке снова горели все лампочки. – Электричества не было?

– Не знаю. Я мусор вынести хотела, но дверь что-то не открывалась, – соседка улыбнулась, – книги твои принесла. Ты что бледная такая?

– Всё хорошо, просто устала. – закрыв дверь, она прочла ответное сообщение от Ивана, быстро накидала отбой и уже жалела, что допустила минутную слабость.

Неспешные домашние дела принесли желаемое успокоение, ломивший весь день виски мороз стал наконец сдавать позиции, а ветер задувал в приоткрытое окно аромат свежего снега. Дом был её крепостью, здесь Стефа́ния проводила многие часы вопреки искусственно созданному ей же самой мнению о публичной жизни. Девушке нравилось учиться, она намеренно выбрала такое сложное направление как религиоведение, и теперь пыталась разобраться в вопросах мироздания.

Добравшись наконец до кровати, она взяла в руки ноутбук, открыла его, откинулась на подушки и открыла глаза, только когда в дверь позвонили. Настойчивый перелив звонка возвещал о том, что сейчас ей как минимум полчаса придётся поить чаем своего спасителя Ма́рычева, который не мог пропустить возможность приехать к ней.

– Иду, иду. Кто там? – она усмехнулась, увидев в глазок встревоженное лицо её обожателя, – Привет. Прости, зря тебя дёрнула. Насмотрелась этих ужасов, а тут поднялась в квартиру, а как дверь закрыла, свет на лестнице выключили. Ну, проходи.

Ваня молча зашёл в квартиру, аккуратно прикрыл за собой дверь и попытался взять девушку за руку.

– Стефа́ния, – казалось, он уронил её имя как тяжёлую ношу.

– Ваня, я прошу тебя, я так устала. – Стеф дёрнула рукой и попыталась высвободиться. – Давай чаю попьём и сегодня обойдёмся без признаний.

– Сядь, пожалуйста. – мужчина придержал девушку за локоть и, пододвинув стул, проговорил, – Я не знаю с чего начать. – сев перед ней, Ваня сжал её ладони в своих и вдруг резко вскинув голову.

Дальше Стеф казалось, что он просто шевелит губами, а всё сказанное им, как тупыми ножницами резало в лохмотья её нормальную жизнь, с каждым словом уходящую в прошлое.

Машину бросало на ухабах просёлочной дороги, которая упрямо сохраняла извилистый рельеф даже под толстым слоем снега. Чем дальше они удалялись от города и углублялись в лесную чащу, тем меньше вокруг было ветра; здесь непогода притихла, и в такт поднявшейся к вечеру буре лишь покачивался ровный тёмный коридор столетних елей. Вскоре в конце этого природного туннеля стали поблёскивать синие маячки полицейских машин, в о́тсветах фар мелькали люди, а чуть дальше, на ровном снежном поле, цилиндрами уходил ввысь свет от четырёх мощных прожекторов. Казалось, что кто-то намеренно здесь устроил световое шоу, через которое ветер теперь таскал крошево снега, страшно выл, ломал людей пополам, заставляя кланяться ему и идти, не поднимая головы.

После разговора, Стефа́ния от самого дома не произнесла ни слова, она послушно разрешила себя одеть, села в машину и всю дорогу просто смотрела перед собой. Сейчас, когда они подъехали к точке назначения, девушка даже не пошевелилась, пока Иван не заглушил машину и не повернулся к ней:

– Я всё на свете отдал бы, чтобы ты не видела происходящего. Но тебе всё равно придётся рассмотреть место происшествия. – мужчина помолчал, взял её безвольную руку, прижал к своим губам и прошептал. – Ну и потом я знаю, что ты будешь мучиться всю оставшуюся жизнь, потому что не смогла всё увидеть сама. Я рядом.