Стелла поднялась на локте, чтобы лучше расслышать, что ей шепчет соседка.

Парни… Вокруг царевны всегда находились либо пожилые люди, либо сверстники, которых парнями–то никак нельзя было назвать. Стелла почувствовала себя взрослой лишь однажды, когда ей торжественно объявили, что она стала невестой эрийского принца. Даже пыталась вести себя иначе: ходила степенно, говорила тихо, взяла в руки заброшенную вышивку… Настроя хватило на два дня. Ровно до того момента, как появился Чиж и позвал в лес:

– Мы нашли капканы, которые расставили браконьеры! Айда зверье спасать!

«И как сами не попались в те ловушки? – царевна улыбнулась своим мыслям, вспоминая, как они бежали с диким криком от злодеев. Нянька потом целую неделю лечила рваную рану на колене. – А я ведь даже не почувствовала, что штанина порвалась, и кровь в сапог натекла. След, наверное, до сих пор виден».

Стелла пощупала выпуклый шрам, оставленный обломившейся веткой.

– Так вот, – Лилия продолжала шептать, – на Лозу Стрела глаз положила. Но он так себе, на мой взгляд худосочный какой–то. А вот Ветер… Ветер, это да… – соседка мечтательно вздохнула. – Только возле него Осока все время вьется. Поэтому не вздумай даже вид показать, что тебе кто–то из парней понравился. Девчонки со свету сживут.

– Не сживут. Я парнями не интересуюсь, – царевна сунула ладонь под подушку и нащупала рисунок бывшего жениха. – Совсем.

– А сколько тебе лет? – в голосе Лилии слышалось сомнение.

– Тринадцать.

– А! Ну да. Ты еще маленькая. А мне вот скоро пятнадцать и знаешь, как щемит здесь, когда я смотрю на Ветра? – опять возня под одеялом.

«За сердце схватилась», – догадалась Стелла.

– Он такой… такой…Ты спишь, что ли?

Царевна не ответила. Она опять плакала, хоть и клялась сама себе совсем недавно, что перестанет рыдать по всякому поводу. Что такое щемит сердце, Стелла прекрасно знала, несмотря на свои тринадцать лет.

Ветер…

Царевна откуда–то знала, что идущий ей навстречу человек и есть Ветер.

Стремительное движение, бьющие по голенищам сапог углы длинного плаща, развевающиеся темные волосы, блуждающая на лице полуулыбка, появившаяся в ответ на неуклюжий реверанс соседки Стеллы.

– З–здрас–сти… – произнесла Лилия, прожужжав, словно пчела, шипящие звуки.

Но Ветер уже ушел. Вернее, улетел, оставив после себя свежий запах.

Да, именно так пахнет ветер, когда он с порога встречает тебя ароматами осени: спелыми яблоками, подсыхающими травами, приближающимися заморозками.

– Видела? – удар локтем в бок заставил Стеллу отмереть. – Высок, красив… А улыбка? А ресницы какие? Я бы от таких не отказалась…

– Но какой же Ветер парень? – царевна дернула плечом. Спроси ее кто, отчего вдруг пробудилось жгучее желание говорить поперек, не нашлась бы, что ответить. – Он же старый уже. Я вон, кажется, и седину в волосах разглядела.

Старый – не старый, а впечатление на царевну произвел сильное. Чувствовалась в Ветре какая–то свобода, независимость, уверенность.

– И где же ты седину увидела? – Лилия от возмущения всплеснула руками. – Там светлые прядки между темными путаются и только. Видать, солнце пожгло. Вот и мой батюшка, как уедет с торговым караваном на юг, так через полгода с выгоревшими волосами возвращается. А за зиму опять чернявыми становятся, только концы кудряшек, если их не обрезать, будто ржавые.

– И взгляд твой Ветер щурит, – царевна не унималась. Не хотелось ей поддаваться восхищению, которое бурлило в соседке. – Наверное, бедняжечка плохо видит. Зуб даю, – она вспомнила присказку своих деревенских друзей, – что у него где–нибудь в кармане лежат очки с толстыми стеклами. Должно быть, поэтому он на твое приветствие и не ответил. Просто не увидел нас.