– Вы искали в интернете? На форумах? – спросил Микелис. – Удобное место встречи! Подходит для извращенных умов с одинаковыми навязчивыми идеями.

– Работаем. Этим занята целая группа. Одновременно раскручиваем педофильский след. Но в интернете столько всего, что на это уходит безумное количество времени.

– Я полагаю, что вы также собрали все досье на сексуальных извращенцев и других преступников того же типа, вышедших на свободу за последний год?

– Мы даже раздвинули рамки до полутора лет, – подтвердил Алексис.

– СМИ еще не в курсе о двух убийцах и педофиле, – добавил Априкан. – Зато по поводу парня на вокзале было много шума. Так что теперь дело контролируют политики, и поэтому ГУ[4] хочет быстрых результатов. Если у вас есть новые идеи, мы внимательно слушаем.

Микелис покачал головой, разглядывая фотографии жертв.

– Я получил доступ к досье благодаря своим контактам, но пока не изучил все детали. Знаю дело только в общих чертах. Вы определили приоритет расследования?

Априкан повернулся к Алексису.

– В каком смысле? – спросил Алексис.

– Направление, в котором вы будете искать.

– Отрабатываем все, что у нас есть.

Указательный палец криминолога поднялся к рисунку *e.

– Никогда такого не видел, – признался он. – Насколько я понимаю, юноша начертил тот же символ, прежде чем совершить преступление. Он не мог вырезать его на своих жертвах, поэтому поступил лучше: он послал сообщение всем сразу. Это символ ненависти. Насилия. Он собирает людей под знаменем ярости. Вам не кажется, что стоит двигаться в эту сторону?

– Мы и пытались. В интернете ничего не нашлось.

Микелис удивленно поднял брови:

– И вы не поступили в отношении этого символа так же, как поступили в отношении трупов, обратившись ко мне?

– Не связались с экспертом? Но в какой области?

– Да во всех! История! Психология! Математика! Не важно. Но я считаю, чтобы найти этих убийц, мы должны понять, что они собой представляют и почему так себя ведут. Я понимаю, что вы в основном сосредоточились на имеющихся у вас зацепках, уликах, следуя обычным методам расследования, но здесь вам придется расширить зону поисков.

– Например, каким образом? – спросила слегка задетая Людивина.

– Вы проходите мимо этого символа, считая его всего лишь точкой соприкосновения между всеми преступниками, но это, безусловно, нечто гораздо большее. Для них этот символ имеет значение. Возможно, что-то обозначает. И пока мы точно не узнаем, что именно, он будет для нас просто воплощением худшего в этих людях. Символом их перехода к действию.

Микелис взял маркер и дополнил рисунок. Под *e появились буквы.

– Эмблема Зла, – тихо прочел Микелис.

Дождь хлынул внезапно. За несколько минут пелена серых туч укрыла небо, и на Париж полило. Сквозь потоки тускло пробивался предвечерний свет, и этот ливень стал преддверием ночи, за которым никто не заметил сумерек. Город замигал огнями, люди на улицах спешили вернуться под кров, закутаться в пледы, сделать себе горячего шоколада или чаю, чтобы это октябрьское воскресенье пролетело побыстрее.

В отделе расследований Ришар Микелис долго беседовал наедине с полковником Априканом, а затем направился в другое крыло здания и постучал в дверь офиса, который Алексис делил со своими коллегами.

– Я пообещал жене, что задержусь тут всего на несколько дней, – сказал он.

Молодой жандарм кивнул:

– Я рад, что вы передумали.

– Я не передумал.

Ответ вылетел резко, как пощечина. Людивина и Сеньон переглянулись.

– Что же заставило вас приехать? – поинтересовался Алексис. – Необычность случая?