– Нет, – равнодушно отвечал тот, – это дело проигранное; и я думаю, что мой патрон мне поручил его именно потому, что оно безнадежное. Впрочем, дело касается такого зловредного субъекта, от которого следует освободить общество…

В это время в дверях залы, около которых происходил этот разговор, появилась Матильда Руга.

Граф Стоцкий с презрительной миной повернулся спиной к молодому человеку и вместе с Нееловым и хозяином, взявшим под руку Долинского, пошел к ней навстречу.

– Матильда Францовна… Как поздно… Я уж начинал отчаиваться, – встретил ее Алфимов.

– Я прямо из театра.

Матильда Руга, несмотря на то, что ей далеко перевалило за тридцать, была все еще прекрасна.

В роскошном наряде изящная фигура ее казалась чрезвычайно эффектною.

На нее было устремлено всеобщее внимание.

Она с одинаковой любезностью поздоровалась с хозяином и его тремя спутниками и, фамильярно ударив веером по руке Сергея Павловича Долинского, сказала:

– Господин адвокат, можете предложить мне руку…

Он повел ее по зале.

Корнилий Потапович засеменил сзади. Граф Стоцкий и Неелов остались у дверей.

– Однако, этот юнец – молодой, да из ранних. Он, кажется, хочет воспользоваться или, быть может, и пользуется даром тем, за что наш почтенный хозяин платит большие деньги, – заметил граф Стоцкий.

– Он красив и может иметь успех у женщин, подобных Матильде, бальзаковского возраста.

Матильду Руга между тем окружили и осаждали просьбами что-нибудь спеть.

Долинский подвел ее к роялю и думал, что этим его рыцарские обязанности и кончатся.

Он давно уже искал кого-то глазами.

Но Матильда удержала его.

– Если я уже должна петь, то вы будете мне аккомпонировать.

Он с радостью бы отказался, так как именно в эту минуту увидел то, что искал. Два прекрасных женских глаза остановились на нем.

– Пожалуйста, сыграйте, я так люблю вас слушать, – послышался нежный голос.

Против этой просьбы он не мог устоять и сел за рояль. Матильда стала около него. И едва он взял первые аккорды, как все в зале замерло.

Руга, как всегда, пела превосходно.

Все были очарованы.

Только одна группа людей, среди которых были граф Стоцкий, Неелов, барон Гемпель и несколько других, не удостаивали ее своим вниманием.

Они были, видимо, заняты интересным разговором.

– Я сейчас видел графа Вельского, он шел точно приговоренный к смерти, – вероятно, вчера опять проигрался… – заметил один из стоявших в группе молодых людей.

– Граф не из таких людей, которые сожалеют о проигрыше в какие-нибудь две-три тысячи рублей… А вчера он проиграл именно столько… – возразил барон Гемпель.

– Просто-напросто он влюблен, – объяснил Сигизмунд Владиславович.

– Влюблен, он, этот петербургский Дон-Жуан, и влюблен? – засмеялся Неелов.

– Ну да, почему же нет? А вы разве, Неелов, не влюблены?

– Я?

– Конечно. Или вы думаете, никто не замечает, как вы стараетесь обратить на себя внимание красавицы Селезневой? Нам всем уже давно ясно, что вы до безумия влюблены в Любовь Аркадьевну.

– Нисколько… – протянул Неелов. – Немного внимания и больше ничего.

– Не спорьте, – смеясь заметил барон Гемпель, – думают даже, что вы рассчитываете, главным образом, на ее трехсоттысячное приданое, чтобы поправить свои дела. Вы хотите на ней жениться?

– Что касается меня, да будет вам мое благословение, выбор хороший, – сказал граф Стоцкий. – Я даже могу помочь вам и замолвить словечко ее брату. Он имеет влияние на отца.

– Не смейтесь… – сказал Неелов. – Кроме того, я не нуждаюсь в помощниках, и если я что ищу, то уже добьюсь собственными силами.

– Будут сегодня играть? – спросил барон.