В коридоре института меня сразу окружили однокурсники – оживлённые ребята, одетые по моде позднего СССР: джинсовые куртки, пуловеры грубой вязки, спортивные олимпийки. Их лица светились беспечностью тех, чьи главные потрясения ещё впереди. От громких голосов и задорного смеха моё сердце болезненно ёкнуло, напоминая о чём-то давно забытом и дорогом.

Первым ко мне подошёл Андрей – всегда серьёзный и чуть старше своих лет, одетый в строгий тёмный костюм, подчёркивающий образ образцового комсомольца. Он дружески иронично толкнул меня в плечо:

– Ну как башка после вчерашнего? Вид у тебя, будто трактором переехало. Опять обещал завязать, а потом по наклонной?

Я неуверенно улыбнулся, чувствуя, как горят от смущения щёки. Глядя на лица ребят, лихорадочно вспоминал имена и общие истории – всё казалось затянутым лёгким туманом, из которого постепенно проявлялись знакомые черты.

– Да нормально всё, Андрюх, – осторожно ответил я, стараясь говорить естественно. – Просто не выспался. Завтра точно в девять спать лягу.

Ребята засмеялись, приняв мои слова за очередную шутку, и переключились на обсуждение предстоящей поездки на картошку – вечного студенческого ритуала. Кто-то ворчал о ранних подъёмах, другой с улыбкой вспоминал прошлогодние приключения.

– Опять в эту глушь, – притворно жаловался худой парень в потёртых джинсах, лицо которого казалось смутно знакомым. – Картошка, грязь по колено, зато девчонки будут. Хоть какая-то радость от каторги.

Его слова вызвали очередной дружный смех и дружеские хлопки по плечам. Эти простые моменты наполнили меня ностальгией и щемящей грустью о времени, когда даже тяжёлый труд превращался в приключение.

На стенах коридора висели плакаты с уже выцветшими от солнца лозунгами: «Учиться, учиться и учиться!», «Студент! Будь примером для товарищей!». Эта советская торжественность теперь казалась мне одновременно нелепой и трогательной. Я понимал, что когда-то и сам воспринимал её всерьёз, и от этого становилось светлее и грустнее.

Внезапно среди знакомых голосов я заметил Леру. Она стояла чуть поодаль, прислонясь плечом к стене и улыбаясь. Её рыжие косички были привычно взъерошены, тонкий сарафан явно не подходил для прохладного утра. Поймав мой взгляд, она тепло и слегка иронично улыбнулась.

– Что, память отшибло после вчерашнего? Глядишь на всех, будто впервые увидел.

Её мягкий голос заставил меня вздрогнуть. В памяти сразу всплыли наши разговоры в кафе, бесконечные прогулки по Москве, полные взаимного доверия и юношеской непосредственности. Лера всегда была для меня особенной: не любовью, а тем надёжным человеком, на которого можно положиться.

– Да нет, всё нормально, – тихо ответил я, пытаясь скрыть смятение, очевидное на моём лице. – Просто не привык, что вы такие… молодые.

– А ты, конечно, старик, – рассмеялась Лера и едва коснулась моего плеча, легко и пронзительно близко. – Хватит притворяться. Здесь никто не взрослеет.

Эти слова неожиданно больно задели меня, словно раскрывая какую-то глубокую правду, незамеченную тогда, но ясно ощутимую сейчас. Вокруг снова зазвучали голоса и шутки, но я уже плохо их слышал, погружённый в собственные мысли.

Я снова взглянул на Леру – её улыбку и искреннее внимание без малейшей тени кокетства. Я вдруг понял, насколько надёжно и спокойно чувствовал себя рядом с ней. В этом коридоре, полном отзвуков давно прошедшего времени, во мне проснулось забытое чувство внутреннего покоя. Ради него стоило вернуться сюда – не ради страсти или любви, а ради ощущения, что ты на своём месте.