Говорил, а сам прохаживался вдоль цветочных горшков и карандашиком в землю тыкал. Въедливый парень, старается.

– Какую вещь собирался оплатить Башлеев? – спросил я.

Следователь развел руками, он про бензопилу все знал, а квадратиками не увлекался.

Я повторил свой вопрос, адресуясь к подозреваемым.

– Вы еще спрашиваете! Разумеется, гусеницу.

– Вот эту? – Я хотел сказать: «вот эту дрянь?», но удержался. Нравится им тратить деньги на пачкотню – пусть тратят. Денег ихних мне, что ли, жалко?

– Конечно! Ходил вокруг, любовался.

– Любовался?

Перед поездкой я штудировал книгу о современном искусстве – специально издали для богатых дурней, чтобы приучать их к мысли, что миллионы следует отдавать за полоски и какашки. Я прочел о последних новинках арт-рынка. О сосульке из замерзшей мочи (ее приобрел владелец алмазных приисков, поставил у себя в кабинете), прочел о живом цыпленке, помещенном под лампу высокого накаливания (проблема в том, чтобы регулярно менять цыплят, дохнут при высокой температуре). Жаль было цыпленка, но более всего меня ошеломили объедки. Объедки пищи, выблеванные мастером на тарелку, покрывали лаком и продавали богачам (в условиях надвигающегося голода это было особо актуальным произведением). Почему, спрашивал я себя, почему такая вопиющая халтура находит спрос у хитрых и жадных людей? Они неохотно расстаются с тремя рублями на домработницу – отчего же платят миллионы тем, кто им втюхивает квадратики? Башлеев был опытный и неглупый человек – попробовал бы кто-нибудь впихнуть ему поддельный доллар! Так отчего же он поддавался внушению – и готов был приобрести банки с какашками или бессмысленную гусеницу?

И где сам Башлеев? Не мог же нефтяник растаять в воздухе? Кто желал его смерти? Я поглядел в глаза Ефрема Балабоса – этот человек способен на все, вон как приветливо улыбается! Поглядел на Потрошилова, посчитал его подбородки. И этот человек на многое способен. Поглядел я на Переплюеву, она потупила глазки. Что если Башлеев обнаружил подделку в своей коллекции, и они решили заставить его молчать? Могло такое быть? Да запросто.

Не так давно прогремело дело о фальшивом Ларионове – показали коллекцию в музее Ширн, во Франкфурте. Доверчивые немцы раскупили все картины и лишь потом догадались провести экспертизу – оказалось, на выставке не было ни одного подлинника. Подделать можно все краски, кроме цинковых белил – по белилам время создания картины высчитывается с точностью до года. Разоблачили подделки – а виноватых нет. Кто подделывал, спрашивает следствие? Неизвестно, говорят, китаец какой-то. А почему китаец? А вот так – чтобы далеко и нереально. Начал я писать репортаж – и бросил: о чем писать прикажете? О таинственном китайце?

Посмотрел я и на Шайзенштейна. Может такой убить? По виду не скажешь, ну так и то, что он куратор современного искусства, – тоже не скажешь. А Переплюева? Сама, пожалуй, и не убьет, но труп спрятать поможет. И где же они его спрятали?

Неожиданно я все понял. Простота комбинации восхитила: где и прятать мертвое тело, как не в галерее. Современное искусство приспособлено для хранения краденого и прятанья трупов. Провинциалы зарывают трупы на помойке, но галерея современного искусства – и есть самая качественная помойка. Кучи барахла, банки с экскрементами, огрызки и ошметки – здесь не одно мертвое тело можно спрятать, здесь братская могила останется незамеченной. Вы смотрите на инсталляцию – и не знаете, что это: может быть, склад краденого? Наворовал алмазов – наклеил камушки на фанеру, выставил в галерее, и никто никогда не найдет. Тюкнул старушку – и в формалин ее, выставил в музее, все будут смотреть, восторгаться, пальцем показывать, и никогда не обнаружат тела. Убить цыпленка легко – а разве уничтожить человека много сложнее? Остальное еще проще. Возить труп из города в город внутри инсталляции – красивая идея.