Стайка пушистых серебристо-серых белок – мать и подросшие детеныши – вихрем пронеслась по поляне и взобралась на ствол ближайшего дерева. Эрфиан прикрыл глаза. Ему хотелось уснуть и спать долго и глубоко. Он поймал себя на мысли, что злится на Миритию – так приятно было думать о том, что он мертв и больше не откроет глаза. Почему солнце светит, птицы поют, а белки сидят на дереве и преспокойно грызут орехи? Его жизнь закончилась в тот момент, когда он понял, что Гриалла не дышит, а они ведут себя так, словно ничего не случилось! Как мир может праздновать начало нового дня, когда у него отняли все?..

Эрфиан вспомнил, как прикоснулся к губам жены – холодным, безжизненным, чужим. Он изо всех сил старался прогнать этот образ, но безуспешно – тот возвращался. Возвращался вместе с мыслью, которая приводила в отчаяние: неужели недомогание Гриаллы было вызвано не усталостью? Что, если она носила его ребенка?

Когда он думал об этом, перед глазами вставала одна и та же картина – мать, сидящая в тени шатра, и наблюдающая за играющими поодаль детьми слуг. Она была беременна, Айше предстояло родиться со дня на день. Отец не находил себе места и приносил матери то фрукты, то сыр, то воду, то свежие лепешки, то теплое молоко. Наконец она жестом пригласила мужа присесть рядом и положила его руку себе на живот, а потом тихо сказала несколько слов. Отец прикрыл глаза и склонил голову к ее плечу. Эрфиан, наблюдавший за этой сценой, растрогался почти до слез, но теперь эти воспоминания вызвали глухую злость, почти ненависть. Думать о том, что кто-то в двух мирах испытывал или испытывает счастье, было невыносимо больно.

– Я увидела, что ты не спишь.

Нежный и тихий, как у маленькой лесной птички, голос прозвучал над ухом Эрфиана и заставил его вздрогнуть от неожиданности. Светлая эльфийка, одна из «подруг» Юлия, опустилась на траву рядом.

– Я не нуждаюсь в собеседниках, – сказал он.

– Я принесла ягоды.

Эльфийка развязала принесенный узелок и показала крупные красные ягоды.

– Они сладкие. Все спят, я чувствую себя потерянной. Ты не будешь против, если я посижу рядом? Я не буду разговаривать. Меня зовут Лидор.

– Лидор? – улыбнулся Эрфиан. – Это мужское имя.

– Я из деревни его величества Тимира. В тех краях мужские имена часто походят на женские. А как зовут тебя?

– Эрфиан.

– Какое красивое имя! Один из первых богов, не так ли? Целитель. Но ты же не янтарный… ох, да. – Лидор прикрыла рот ладошкой. – Ты советник Жрицы Царсины. У тебя умерла жена… это ужасно!..

Эрфиан прикрыл глаза.

– Не думал, что вести распространяются так быстро.

– Вампиры из клана гостили у жрецов богини сладострастия, вернулись вчера, были возле деревни и все нам рассказали. Могу ли я чем-нибудь тебе помочь?

– Съешь ягоды. Я не голоден.

Эрфиану хотелось добавить, что жевать нужно как можно тщательнее – иначе придется начать разговор. Впрочем, разговор этот был неизбежен – он еще не встречал светлых эльфов, способных молчать больше пяти минут. А светлые эльфийки не выдержали бы и пары мгновений тишины.

Лидор отправила горсть ягод в рот. Как и боялся Эрфиан, говорить ей это не мешало.

– Когда случается что-то плохое, то тебе больно, и ты не способен думать ни о чем, кроме своей боли. Но она пройдет – и ты будешь вспоминать только приятные моменты.

Не дождавшись ответа и расценив происходящее по-своему, эльфийка продолжила, не забывая жевать ягоды:

– Мой отец говорит, что страдания даются нам для того, чтобы возвысить нас над…

– Что за чушь. Страдания превращают тебя в мышь. И ты, как мышь, ползаешь по земле не в силах подняться.