– Лучше остаться здесь, пока пыль не уляжется.

– Последствия пыльной бури могут сохраняться десяток дней, а то и дольше, – буркнула Джема, щуря красные, воспаленные глаза. – Мы не можем столько ждать.

Я кивнула. Да, без воды мы столько не протянем. Время и жажда – сейчас наши самые страшные враги.

– Тогда двинемся потихоньку. Кажется, я вижу наши ориентиры… вон там! Идем?

Я махнула рукой на теряющийся в пыли силуэт башни.

– Постой, Вэйлинг. – Ржаник кашлянула, потёрла шею. И снова осмотрелась, задумчиво наморщив лоб. Юстис упер руки в бока, призывая двигаться. – Что-то не так. Слишком… тихо.

– Тихо?

Я нахмурилась, озираясь. Развалины и раньше пугали тишиной, кроме шелеста осыпающихся барханов и скрипа древних досок, здесь не раздавалось других звуков. В мертвом городе не пели птицы, не кричали животные. Даже нападавшие ночью сколопендры вели себя подозрительно беззвучно. Но Ржаник права, повисшая после бури тишина казалась особенной. Словно город замер, ожидая… что?

– Вэйлинг, – прошептала рыжая, вглядываясь в развалины. – Лезь обратно. Живо!

Я хотела возразить, но вдруг увидела… изменение. Песок под ногами снова потек, и на миг почудилось, что из его нутра лезет нечто огромное, но нет. То, что происходило вокруг, оказалось куда удивительнее. И страшнее.

Я юркнула в тесное убежище, когда город начал меняться. Слежавшийся песок под нами вдруг истончился и исчез, а мы рухнули на каменную мостовую, клацнув зубами и больно приложившись пятыми точками. Юстис вытаращил белые глаза, теснее прижавшись к боку Джемы, я привалилась с другой стороны. Огрызок здания перед нами посветлел и вытянулся, на закопченных стенах проступили синие изразцы и изящный барельеф. Черный проем закрылся дверью, а окна нарастили стекла. Улица, еще миг назад засыпанная песком, стремительно изменялась. От черного песка ничего не осталось. Проявилась мостовая, краски и витражи. На противоположной стороне улицы нечто оплавленное и изогнутое выпрямилось и превратилось в фонтан. Из мраморной стоящей на хвосте рыбы потекла струйка воды.

– Вы это видите? – с жадностью глядя в ее сторону, спросила Ржаник. – Нам все кажется, да? Начались галлюцинации?

– Сразу у обеих?

– Массовый психоз, я о таком читала, – громким шепотом известила

Джема. – На почве стресса.

Я хмыкнула.

Сверху выстрелила доска прилавка, едва не снеся нам головы. Выручила хорошая реакция и многочисленные тренировки, мы синхронно пригнулись. Я постучала по появившейся доске – твердая. Мертвый город изменялся, нарастал и… оживал.

Опиум вывалился из моей сумки, в которой все это время чихал, встал на задние лапки и дергал усами, принюхиваясь.

Под прилавок лавки, где мы сидели, всунулся черный собачий нос. Запахло шерстью. Опиум порскнул в сторону, а псина залилась лаем.

– Фу, Шафран! – в двух шагах от нас вдруг возникли ноги, обутые в остроносые бархатные туфли. Выше виднелись широкие шелковые шаровары и край накинутого сверху халата. Тишину города внезапно наполнили звуки: шаги, стук колес, хлопанье дверей, стрекот птиц… И голоса! Голоса людей! Общеимперский здесь, на юге, звучал тягуче и плавно, словно звуки тоже плавились под горячим равилонским солнцем.

Пес Шафран унесся вслед за обладателем бархатных туфлей. По брусчатке прокатилась телега, лошадиный хвост едва не задел мое лицо.

Мы с Джемой переглянулись и посмотрели на Юстиса, но он казался не менее изумленным.

– Это невозможно, – уверенно произнесла Ржаник.

Мы слаженно кивнули.

Опиум посмотрел на нас, фыркнул и бросился к фонтану. Ловко проскочил между чужих ног и сунул морду в воду.