– Меня несколько раз даже хоронили, – признался он.

Третий любил правдоподобную ложь.

Аль тогда мало что понимал. Возраст такой… Не для осознания государственных интриг. Много позже Четвертый объяснил, что Третий таким образом ловил на огонь. Объявлял о смерти Шестого высочества и отслеживал, кто зашевелится и поползет на свет или будет ходить, радостно улыбаясь.

– Но я выжил.

После Аль под присмотром довольного Третьего доводил придворных своим появлением до неконтролируемых всплесков.

Так продолжалось до тех пор, пока Аль не попросил разрешения зажигать и у себя в комнате похоронные огни, мол, они так здорово горят, а то всем можно, а ему почему-то нет? Только Третий вдруг помрачнел, буркнул, что это уже слишком и ушел. Больше о смерти Шестого никто слухи не распускал.

– Я стал курсантом. Лучшим на курсе, – добавил Аль, хотя обычно не любил хвастаться перед незнакомыми людьми. – Неужели вы обо мне не слышали? – спросил.

– Меня не было в стране. Не смог, – глухо донеслось из-за ладоней.

– Тебе сколько? – булькнул внезапно огневик, отнимая руки от лица и вглядываясь в Аля. Закашлялся, сплевывая кровь на гальку.

– Двадцать шесть.

– Ко мне подобрался под щитом безмолвного?

Аль кивнул.

– Правда… Лучший... Она бы… тобой… гордилась... Фальга… всегда хотела… иметь сына.... Говорила, что… готова за него… жизнь отдать, лишь бы… он жил сильным огнем.

Мужчина дышал тяжело, делая паузы между словами, и Аль ждал, что каждое может оборваться смертным хрипом.

– Я бы… Тоже… Отдал…

Он вдруг замолчал, и Аль с испугом подумал, что остался один на один со своим выбором. Ведь скоро уже. Немного осталось. И проще это сделать, когда враг рядом, и его ненависть служит опорой.

Мужчина вдруг встал на четвереньки. Потом шатаясь и хрипя так, что Алю казалось, человек не может так дышать, встал. Выпрямился. И рычащий от напряжения голос перекрыл визги ульхов.

– Огонь всесокрушающий. Даритель тепла и жизни. Выжигатель нечисти и нечистот. Милость Асмаса. Эту жертву я приношу во имя жизни того, кто рядом со мной.

– И тех, кто здесь, – быстро добавил Аль, чувствуя, как перехватывает горло. Это его речь. Его слова.

– И всех живых, кто здесь, – не стал спорить огневик. Шагнул, подхватил камень, вдавил его в грудь, напротив сердца, а дальше все залила ослепительная вспышка. Тело Аля пронзила невыносимая боль и он рухнул в небытие.

День был жарким, какой и должна быть в Асмасе середина лета. Безоблачное небо, легкий близ, ласковые, лижущие песок волны, крики морских птиц и… долгожданный, тягучий, ленивый отпуск.

Юля поднялась с лежака, поправила солнечные очки, оглядела пляж. Пожалуй, сейчас это был самый защищенный пляж Асмаса, отгороженный от суши стеной высококачественной иллюзии и барьера – дипломная работа старших курсов. Так что для всех пляж был пуст. А за барьер мог пройти лишь узкий круг лиц. Даже слуги не имели сюда доступ. С моря же бухту прикрывал туманный барьер. Ибо нечего простым гражданам лицезреть отдых монарших особ, потому как некоторых может и инфаркт хватить от вопиющего и многократного нарушения этикета.

– Сока? – предложила Юля Седьмой и та благодарно кивнула.

Юля потянулась, оглядела разморенных подруг, сунула ноги в шлепки – раскаленный песок обжигал так, что не походишь босиком, накинула прозрачное парео–халат. Сладко зевнула – жара и море превращали ее в ленивого тюленя, готового спать сутками. Привычно посчитала головы, возвышающиеся над песком. Трое своих, Седьмой принц, сын Софраны и две бабушки, не спускающие глаз с ребятни.