За этим занятием его и застал вернувшийся кузнец. Увидев, чем парень занят, Григорий грустно покачал головой и, отобрав у него колосья, быстро скрутил их в ровный жгут.

– Вот так оно верно будет. А то накрутил бог знает чего. Похоже, так ничего и не вспомнил?

– Угу, – мрачно кивнул Матвей.

– Не журись, – хлопнул его по плечу отец. – Руки есть, ноги держат и голова на месте. Придёт время, вспомнишь. А пока, ежели чего не помнишь, меня спрашивай.

– Добре, бать. Спрошу.

– Ну и слава богу. Пошли, вечерять пора, – подтолкнул его к шалашу кузнец.

Поужинав, они не спеша попили чаю и завалились спать, чтобы с первыми лучами солнца снова приступить к работе.

Эти две недели Матвей потом вспоминал, как одни из самых трудных в своей жизни. Солнце палило не по-осеннему жарко. Мокрая от пота рубаха липла к телу, а острая шелуха от колосьев заставляла чесаться всё тело. Но, сцепив зубы, он терпел и делал всё, что велел ему кузнец, отлично понимая, что именно этот хлеб позволит ему и всей семье пережить зиму и весну.

Скосив свой надел, они вернулись домой и спустя неделю отправились на сенокос. Но здесь всё было гораздо проще. Сено не нужно было увязывать и укладывать. Скосил, выровнял ровной дорожкой и жди, пока высохнет. Главное, не забывать регулярно его ворошить, чтобы не запрело от росы и высыхало равномерно. Вдвоём они с отцом накосили сена с большим запасом. Во всяком случае, так утверждал сам кузнец.

Наконец, и эта горячая пора закончилась, и они смогли вернуться домой. К удивлению Матвея, все эти хлопоты пошли ему на пользу. Он ещё больше окреп, а ладони покрылись коркой крепких мозолей. Да и общее состояние организма заметно улучшилось. Только иногда накатывала головная боль. Не резкая, но долгая и изматывающая. Но к этому можно было притерпеться, что парень и делал, заставляя себя отвлекаться на работу.

Отвезти собранный хлеб на ток, а после на мельницу было не сложно. Как и перевезти всё высохшее сено на сеновал во дворе. Это уже можно было назвать обычной рутиной. Убедившись, что семья перезимует с хлебом, а скотина не начнёт дохнуть с голоду, Григорий вернулся к своему главному делу. С утра до вечера в кузне горел горн и звенела наковальня. Станичникам нужно было перековать коней и поправить инструмент. Матвей, пользуясь своим улучшившимся состоянием, напросился к отцу в напарники.

Качая меха и орудуя кувалдой, парень попутно вспоминал весь процесс ковки булата. Благо в данной ситуации он был только подмастерьем. Убедившись, что уже может спокойно отстоять у наковальни весь день, Матвей улучил момент и, подойдя к отцу, тихо спросил:

– Ну что, бать, будем с булатом пробовать?

– Одна попробовала, да родила, – фыркнул мастер в ответ. – Тут не пробовать, тут делать надо. Сам-то готов? Всё вспомнил?

– Вроде всё, – чуть подумав, решительно кивнул Матвей.

– Вроде, – хмыкнул мастер. – Добре. Вот завтра помолясь и начнём.

Утром, убедившись, что все заказы выполнены, Григорий достал из угла давно уже приготовленные прутья железа и стали и, положив их на наковальню, принялся чистить горн. Сообразив, что он собирается разжечь его, Матвей шагнул к отцу, тихо сказав:

– Бать, рано ещё с огнём. Прежде мы с этим на холодную работать станем.

– Добре. Говори, чего делать, – помолчав, решительно кивнул мастер.

Отобрав из приготовленного три железных прута и семь стальных, Матвей зажал их в примитивные тиски и принялся скручивать в один тугой жгут. Сообразив, что он делает, Григорий отодвинул парня в сторону, и вскоре нужный рулон оказался на наковальне.