– А то мы и сами это не знаем, – проворчал Еремей, проверяя взвод своего самострела-реечника.

Через минуту показался и сам обоз. Не останавливаясь, мимо русского дозора, его сани проносились дальше.

– Даны и харью идут! – выкрикнули возничие эсты-вирумцы. – Близко они! Уходите!

Первая, вторая, третья повозки пролетели мимо. С четвертой, пятой и шестой спрыгнуло по воину, и они подбежали к саням русского дозора.

– Братцы, мы свои, русские! Узнаете?! – выкрикнул подбегающий крепыш. – Я Первак, а это Истома с Серафимом. Из той пластунской сотни мы, что летом в Вирумию заходила. С немцами и угандийцами бились и ранены были, а теперь вот с обозом в Нарву возвращаемся.

– Наши, точно наши! – подтвердил Митяй. – Мы в одном речном караване с ними в Нарву шли. Серафим, привет! – крикнул он, разглядев знакомого пластуна.

– Тихо! – осадил молодых воинов Еремей. – Потом ужо обниматься будете, вона, конные наши сюда скачут!

Как видно, старший русского дозора уже переговорил с вождем вирумцев, и теперь все всадники оттягивались к саням, а за ними вдалеке уже виделся большой конный отряд погони.

– Еремей! Перегораживай санями реку! Быстрее! – донесся крик десятника.


«Ну, вот и все, сейчас его отряд разметает этот заслон из лесовиков, посечет всех мечами, а потом бросится вдогон за санями с добычей», – думал Холдор, настегивая своего коня. Он выставил вперед копье, уже представляя, как его острый наконечник пробьет с хода тело первой жертвы. Вот они, всего-то чуть больше половины сотни воинов, что засели за тремя санями. Жалкая преграда для его отряда!

Громкий звук рога донёсшийся от стоявшего и трубившего в него перед санями воина, облаченного в хороший доспех, словно ударил его по голове. Точно такой же звук он не раз уже слышал от руссов, когда они шли в битву при Нарве, Раквере, Ярве или перед Ревелем два года назад. И этот богатый доспех, сочетающий в себе кольчугу с пластинчатой броней и островерхим шлемом, – он тоже сразу же бросался в глаза. Командир датской крепости Jeruius был опытным воином, и, располагаясь на границе с новгородской землей, он хорошо уже изучил ее воинов. Не было никаких сомнений – перед ним был русский, да еще из дружины!

– Hold op![2] – прокричал рыцарь, и его конь остановился буквально в трех шагах от пешего воина. Бока огромного коня, накрытого попоной, дрожали, а из широко открытых ноздрей слышалось шумное с хрипотцой дыхание. Он очень долго скакал, повинуясь желанию своего господина. А тот молча сидел, вглядываясь из-под забрала в стоящего. Острое жало копья дана замерло, нацелившись в его грудь.

– Прочь с дороги! – раздался глухой басовитый рык из-под шлема рыцаря. – Мы не воюем с русскими, но пусть и они не мешают нам наказывать наших врагов!

– Я старший дальнего дозора новгородской крепости Нарва, пластунский десятник Андреевской бригады Спиридон, по батюшке Святозарович, – русский, представляясь, хлопнул себя по броне на груди. – А вот кто такой будешь ты?

– Перед тобой, десятник, комендант датской крепости Ярве Холдор из славного и благородного рода Могенсона! – выкрикнул датчанин и поднял забрало. – Мы теряем время! – недовольно выкрикнул он, нахмурившись. – Прикажи своим людям растащить сани и освободить нам путь, а сами ступайте куда хотите!

– Я знаю тебя, рыцарь Холдор Могенсон, – с какой-то скрытой иронией в голосе проговорил русский. – Мы уже встречались больше трех лет назад на такой же вот зимней лесной дороге в ижорских землях, когда моя бригада шла походом на тавастов. И ты опять требуешь освободить тебе и твоему отряду путь, находясь снова на моей же земле. Как такое понимать, славный рыцарь? Или для тебя не указ договор твоего короля Вальдемара с нашим князем Ярославом о передаче всей Нарвской волости во владения Новгорода? Или, может быть, ты и вовсе не признаешь союзный договор между нашими державами и их властителями?