Маша и Сергей были уже у выхода из подземелья.

– Стой, дура! – крикнул автоматчик, дежуривший у входа. – Совсем спятила?!

Из глубины пещеры бежали несколько человек:

– Остановить! Не выпускать! Убьют, Машенька!..

Но во всем облике Маши была такая решимость, такая внутренняя сила, что автоматчик невольно посторонился.

– Я прикрою ее... Я прикрою... Я ее никому не отдам! – хрипел Сергей, выползая из пещеры с автоматом в руках.

Она вышла открыто, не таясь, под белое слепящее солнце, заливавшее истерзанную землю. От нестерпимого света она зажмурилась, прислонилась к скале и закашлялась.

Рядом с ней, в одной штанине, босиком, с нелепо отставленной в сторону несгибающейся раненой ногой, стоял Сергей со вскинутым на изготовку «шмайссером».

Три немецких пулеметных расчета с трех разных точек свели свои стволы в одну цель. Сергей и Маша оказались заключенными в прорези прицелов...

Внутри радиофургона немецкий офицер сидел рядом с немолодой красивой женщиной в военной форме. Перед ней стоял микрофон. Лежали листки с дикторским текстом. Крутилась на проигрывателе единственная пластинка – известное довоенное русское танго...

Женщина нюхала букетик, поглядывала на офицера с усталым кокетством. Офицер смотрел на нее с нежностью и надеждой...

Молоденький немецкий пулеметчик растерялся, лицо покрылось испариной. Палец лежал на гашетке пулемета, но солдат не стрелял. Он ждал команды.

Не стрелял и второй пулеметчик. С любопытством и удивлением он рассматривал худенькую девочку с длинными волосами, с пилоткой за поясом, с ведром в руке.

Третий сосредоточил свое ироническое внимание на калеке в одной штанине, с автоматом в руках. На что он надеется? Он почти не стоит на ногах и вынужден прижаться спиной к скале.

Но вот оборванная девчонка расправила гимнастерку под солдатским ремнем и двинулась к колодцу. Смешно волоча ногу, поковылял вместе с ней парень в одной штанине. Видно было, как они обходили убитых, приближались к колодцу.

Из расщелины скалы люди напряженно следили за каждым шагом Маши и Сергея.

Не выпускали их из рамок прицела и три немецких пулемета.

Маша опустила ведро в колодец. Слышно было, как оно шлепнулось о воду... Сергей стоял к ней спиной, перекрывая ее от средней пулеметной точки. Его автомат был нацелен прямо на немецкий расчет.

Маша стала вытягивать веревку с ведром из колодца. Но вытащить ведро, полное воды, у нее просто не хватало сил. Она беспомощно оглянулась на Сергея:

– Помоги... – и подала ему конец веревки.

Держа в одной руке автомат, Сергей помог Маше вытащить ведро с водой из колодца. Поставил его на сруб и... упал!

Он упал от того, что нечаянно ступил на раненую ногу всем весом своего измученного тела. Упал неловко, нелепо, задрав вверх забинтованную ногу без штанины...

И немцам это показалось ужасно смешным! Они переглянулись и хохотали – так был смешон этот глупый русский парень со своим дурацким автоматом! Но ни один пулемет из трех так и не выпустил Сергея и Машу из своего прицела. Они следовали за ними шаг за шагом, пока Маша несла полное ведро к входной расщелине, а Сергей, с трудом подтягивая раненую ногу, пятился и прикрывал ее своим автоматом...

Хохотали молодые немцы за своими пулеметами.

Из репродукторов на фоне чуть приглушенного танго женский голос, не лишенный некоторого артистизма, говорил со слабым немецким акцентом:

– Германское командование дает вам два часа для выхода и сдачи оружия. Через два часа будут возобновлены обстрел и взрывы на поверхности. Затем мы пустим газы, и вы умрете все без исключения. Это последнее предупреждение.