То, что расчет неудачный, стало ясно к первой сессии. Нет, язык хоть и со скрипом, но давался, но вот все остальное… Пришлось набраться мужества и сделать каминг-аут.
Я не люблю Китай, сказала я. То есть он мне интересен, но не больше, чем все другие страны мира. Поэтому нет смысла мучиться и платить за учебу, очень даже неслабую сумму.
Был скандал. Федька за меня заступился. И все же уговорил язык не бросать – пригодится. И даже оплатил курсы при китайском культурном центре. Я перешла на заочку Финэка и где только за годы учебы не работала. И промоутером в парфюмерном магазине, и официанткой в кофейне, и администратором в стоматологии. В конце концов по рекомендации преподавателя с курсов попала в российско-китайскую торговую компанию – язык и правда пригодился!
К двадцати пяти годам я дослужилась до старшего менеджера клиентской службы и точила зуб на должность начальника, когда в Федькином торговом доме случился катаклизм: внезапно уволился человек с аналогичной позиции.
Федул, сказала я, ластясь кошечкой, возьми меня к себе.
Ни за что, отрезал он, никаких родственных связей на работе.
Иногда он мог быть очень даже вредным. То есть принципиальным.
Федь, ныла я, у нас разные фамилии. Никто не узнает. Я буду называть тебя по имени-отчеству. Я хороший специалист. Очень хороший. Честное-древесное. И уж на меня-то ты точно всегда сможешь положиться, я не подведу.
Федька сражался, как лев. Главным аргументом было следующее: если он возьмет на должность начальника отдела сопливую девчонку, все будут думать, что та его любовница.
Я возражала: у тебя такая кристально чистая репутация, что никому подобное и в голову не придет.
Наконец после долгих кровопролитных боев Федька сдался и принял меня с испытательным сроком. Я благополучно перешагнула этот месяц и работала у него уже почти два года. Если какие-то предположения на наш счет и были, то быстро завяли: он держался со мной так же официально, как и со всеми остальными. О том, что мы родственники, никто даже не подозревал. Тем более я очень скоро начала встречаться с Кириллом.
Изредка, за закрытыми дверями или когда рядом точно никого не было, Федор Андреевич позволял себе сбросить маску, превращаясь в родного, привычного Федьку. Вот как сейчас. Но если он пришел сам, это означало что-то серьезное, а вовсе не желание потрындеть за кофейком, рискуя спалиться.
- Ну вот что, Лель, - Федька отпил глоток из кружки и поморщился с досадой. – Давай договоримся сразу. Ты не просишь никого уволить. И не уходишь сама. По крайней мере, сейчас.
- То есть? – не поняла я. – Куда я ухожу? И зачем мне кого-то увольнять? Наоборот хотя бы один человек нужен в отдел. Мартынова после Нового года в декрет уходит, а Соловьева на месяц как минимум выпала, раз нога на вытяжке.
- Я про Платонова. И про Никитину. Офис гудит, как улей.
- Вот как…
Гудит, значит… То есть пока эта самая коза Никитина помалкивала, от кого у нее пузо, никто никуда не гудел. А как только зарулила ко мне и вылетела потом, словно скипидару в зад налили, сразу все смекнули и загудели. Понятно.
- Знаешь, Федь…
Я поднялась, подошла к окну, постояла, собираясь с мыслями. По двору шел пятнистый кот, брезгливо отряхивая лапы от снега. Почему-то подумалось: мы с ним чем-то похожи. Потому что тоже хотелось отряхнуться.
- Я не вижу причины, по которой стоит увольняться. Да, мне неприятно будет видеть их рожи, но какое отношение это имеет к работе? Мой парень трахнул другую девку, она залетела – и что? Почему я из-за этого должна гробить свою жизнь или как минимум карьеру? Почему должна удирать, поджав хвост, как будто что-то у кого-то украла?