Кладет к оставшейся селедке под шубой жареный пирожок и ватрушку. А затем наклоняется к нижней полке журнального столика и достает из бумажной коробочки… вилку. Я всякое могла ожидать, но точно не то, что он протянет мне тарелку с едой.

– Итак, договор ты не читала, – уверенно заявляет Кротов.

– С чего вы взяли?

– С того, что в договоре есть пункт про медицинские обследования. А у тебя еще и пункт про щитовидку, – капец, это ж каким надо быть дебилом, чтобы такое внести в договор? Блин, надо срочно реабилитироваться.

– Я сдала все анализы и все, что с меня потребовали. А договор некогда было прочитать, я исполняла ваши прихоти с внешним видом. Но будем считать, что я его прочитала и на все согласна. Подписываем?

– А не боишься не глядя?

– Не боюсь. Мне нечего терять, – вполне серьезно произношу я, убирая подставленную им тарелку, подачки я его буду есть. Облезешь.

– Ешь.

– Спасибо, я не хочу.

– Да ладно? – насмешливо интересуется он, отправляя в рот салат. – А мне показалось, что хочешь.

– У меня есть своя еда. Так что там с договором? Подписываем?

– Я, конечно, та еще сволочь, но подписывать договор с тем, кто его вообще не читал, даже для меня слишком. Не думаешь, что за нарушение правил придется платить? Не боишься, например, за комнаты в коммуналке? – ясно, прошерстили все. Ну в принципе, логично.

– В случае моего косяка, забирайте.

– Напомни мне, зачем тебе нужна эта работа?

– Для денег. Разве это не очевидно?

– А зачем тебе столь крупные суммы? Отвечай, как есть. Я ценю в людях честность, – на удивление, доброжелательным тоном произносить Кротов и тут же откусывает пирожок.

– Хочу подарить кое-что очень дорогое моей подруге.

– Похвально. Но смотри, что получается. Человек, которому нужны деньги на какие угодно нужды, не будет разбрасываться жильем. Он его продаст, если ему нужны деньги. Ты же готова просто так отдать мне свои комнаты в коммуналке в случае фатальных ошибок. Хотя ты можешь не устраиваться ко мне на работу, а просто продать свои метры, учитывая, что живешь ты все равно у подруги, и купить ей это самое дорогое, что запланировала. Где-то моя логика сломалась. Почему не продаешь жилье, Снежочек?

– Там соседи алкашня. Комнаты никто покупать не хочет. Пробовала.

Не поверил мне ни на грамм. И даже этого не скрывает.

– Я почти поверил, – насмешливо произносит Кротов. – Прячешься от кого-то?

– Нет, – как можно спокойнее произношу я, пытаясь не делать никаких жестов, выдающих мою нервозность.

– Я снова почти поверил.

– Думаю, если бы я от кого-то пряталась, вам бы об этом сообщили люди, собирающие информацию обо мне. Но такого вам не доложили. И это лишь ваше предположение, сказанное с целью вывести меня на эмоции. Не ищите подвоха там, где его нет. И сейчас мне уже незачем продавать комнаты, учитывая, что я в любой момент могу туда вернуться.

– А как же соседи алкашня?

– А я привыкшая. Вам ли не знать про моего отца алкаша, – от собственных слов конкретно передёргивает.

– Фамилию зачем сменила? – вот же приставучий сукин сын.

– Потому что она мне не нравилась.

– Нравится, не нравится, но Самойловой ты у меня не будешь. Ирискина мне нравится куда больше. У тебя есть время до вечера, чтобы пробежаться по договору. Я советую тебе обратить внимание на один важный пункт. Ну в принципе, если ты настолько ленивая, можешь поинтересоваться у Татьяны хотя бы об этом пункте.

– Теперь я могу идти?

– Избегать моего общества, учитывая, что я в любое время суток, даже в твой выходной, согласно договору, могу выдернуть тебя из твоей постельки ради какой-то мелочи, аля игра в лото, крайне глупо, – чего-чего? Лото ночью? Точно больной. Ну на фиг, не буду читать договор.