– На халяву – только бухач! Не пиво, – уточнил бармен «Южного ветра», видимо, решив, что этот клиент недопонял сегодняшнее правило. Мысль о том, что кто-то может отказаться от дармовой выпивки, бармену в голову не приходила.

– Спасибо, я бы с удовольствием, да печень побаливает, – соврал Старик. – Выпью за упокой Петра Дерюжного кружечку-другую «Погорельского». Надеюсь, он на меня не обидится.

Бармен пожал плечами – тебе виднее – и выполнил заказ. Все столики были заняты, поэтому Старик остался у стойки, где располагались одинокие посетители вроде него. И, сняв шапку, стал потягивать пиво в своей неторопливой манере.

Увы, побаловать себя второй кружкой не получилось. Разогретые дареным стаканом, выпивохи продолжили поминки за свой счет, однако две компании в баре не питали друг к другу симпатий. До открытых угроз дело еще не дошло, но Старик чувствовал, как накаляется атмосфера в зале. И почти не сомневался: без драки не обойдется. Допив пиво, он расплатился и покинул бар, прежде чем кто-то испортил ему вечер.

На улице уже смеркалось и накрапывал дождик. Желая срезать путь до барака, Старик свернул в ближайший проулок… и через двадцать шагов мысленно обругал себя за то, что выбрал эту дорогу.

Ничего опасного впереди не происходило. Угроза была не явная, а лишь вероятная, но Старик всегда старался избегать и таких.

Навстречу ему шагала большая нетрезвая компания. А проулок был слишком узким, чтобы разойтись с нею, не привлекая к себе внимания. Вдобавок Старик с первого взгляда понял: это не бурилы, а дерюжинские бандиты, нарываться на которых сегодня ему подавно не хотелось.

Разворачиваться и убегать тоже было рискованно – а вдруг разгоряченные бухачом головорезы бросятся вдогонку или начнут палить Старику вслед? Поэтому он отошел к стене и, прижавшись к ней спиной, потупил взор. Иными словами, прикинулся мелким и ничтожным – авось да пронесет.

Компания поравнялась со Стариком и, казалось, даже не заметила его. Но едва он собрался облегченно вздохнуть, как вдруг идущий впереди дерюжинец придержал остальных и вернулся к Старику. Тому пришлось волей-неволей поднять глаза и взглянуть этому человеку в лицо, так как пялиться ему на ботинки было бы невежливо.

– Черт возьми, да я тебя знаю! – воскликнул дерюжинец. Он был низкорослым и походил на татарина: чернявый, скуластый, бровастый и кареглазый. – Ты – тот самый бродяга из Острога, которому «максималку» впаяли, я прав?

Старику лицо «татарина» тоже показалось знакомым. Но – смутно, а значит, в последний раз они виделись очень давно.

– Верно вы говорите, – не стал отнекиваться бывший зэк. И счел нужным уточнить: – Но я не сбежал – откинулся недавно.

– А я – шесть лет назад, – признался дерюжинец. – Чулым меня зовут. Колька Чулым. Припоминаешь, небось?

– Само собой, – теперь окончательно вспомнил Старик. – Вы сидели в одной камере со своим другом Гирей, которого частенько запирали в карцер – ух и любил же он побузить. Жаль парня. После вашего освобождения он устроил очередной бунт, во время которого его и убили.

– Ага, так оно и было, – закивал Чулым. – Хотя на что Гиря всегда напрашивался, то и получил, чего уж там. А про тебя рассказывали, будто ты загремел в Острог аж сразу после Первой Уральской. Тогда, когда в здешних краях про Дерюжных и слыхом не слыхивали. В те годы делами тут заправлял этот… как его… Лопата, кажется.

– Мотыга. Семен Мотыга его звали, – уточнил Старик. И больше ничего добавлять не стал. Потому что на собственном горьком опыте убедился, что бывает, если в Погорельске заикнуться о Семене, да еще добрым словом.