Так вот, возвращаясь к выпавшему из окна мужу. Жену допрашивали, ничего не видела, не слышала. С кем супруг на лестницу потопал – понятия не имеет.

Виктор высунулся из окна:

– Эй, приятель, угости сигареткой!

Водитель машины, движущейся во встречном направлении, протянул ему раскрытую пачку.

– Мерси. – Кошкин щелкнул зажигалкой и с наслаждением затянулся.

Это дело, кажется, сейчас у Пашки Щеголькова. Толковый следак, но завален работой по горло. Может статься, что после оперов несчастную жену, то есть, вдову погибшего еще никто не допрашивал.

Виктор нащупал в кармане телефон, достал его, набрал в поисковике Shegol и нажал кнопку вызова.

– Неприятная история, – покачал головой отец, когда Кира, наплакавшись вволю, сидела, поджав ноги, в кресле в гостиной и прихлебывала горячий шоколад из крохотной фарфоровой кружки. – Может дойти до журналюг из вражеского стана, и тогда те начнут зубоскалить вволю.

– Да будет вам, Андрей Иванович, – махнул рукой Николай. – Обойдется. Эта мадам, которая свидетель, видать, тронулась головой после пережитого. Оно и понятно: не каждый день любовники из окон выпадают. Уверен: завтра она придет в себя, и еще извиняться будет. А ты, дорогая, – он повернулся к жене, – напрасно меня не привлекла в свидетели. Я бы подтвердил твое алиби.

– Я тоже думаю, что все будет в порядке, – шмыгнула носом Кира. – И вообще, давайте все-таки допразднуем сегодняшний день, чуть-чуть подпорченный, но не переставший быть моим.

– Принести тебе кусочек нашего торта? – спросил отец.

– Нет, папка, – она покачала головой. – На ночь не буду. А вот лучше, знаешь, что?..

– Неужели еще водки? – ахнул Николай.

– Нет, – рассмеялась Кира. – Я хочу, чтобы папка выполнил мое желание… – Она мечтательно зажмурилась. – Хочу опять и опять слушать чудесную, трогательную и такую родную историю, как он меня искал, искал и, наконец, нашел. Хочу, чтобы ты, Колька, принес мне еще горячего шоколада, сел рядом и тоже послушал.

– В десятый раз? – улыбнулся он.

– Хоть в сто десятый. – Кира протянула ему пустую кружку и поудобнее устроилась в кресле. – Нет ничего на свете трогательнее этой истории!

Отец погладил усы и улыбнулся:

– С удовольствием, дочка. Ведь и для меня нет ничего в жизни важнее. Значит, так…

– Подожди, – девушка закрыла глаза. – Я буду представлять себе, как это было… – Она приготовилась. – Начинай, папка.

– Когда нас разлучили с твоей мамой, – он бросил влажный взгляд на фотографию в рамке, – я долго ничего о ней не знал. И уж тем более не предполагал, что она в тюрьме…

Я искал ее повсюду. Пытался найти людей, которые хоть что-нибудь могли мне о ней рассказать, силился ухватиться за самую тонкую ниточку, способную указать правильный путь. Знаешь, как в сказке: бросишь клубочек и идешь туда, куда он покатится. Хоть в тридевятое царство. Но такого волшебного клубочка у меня не было. И ниточки – тоже. Но я не отчаивался. Я так ее любил, что готов был ждать годы, перерыть горы песка ради одной золотой крупицы надежды.

– Как красиво… – вздохнула Кира. – Говори… говори…

– У меня была только вот эта ее фотография, – отец кивнул на телевизор. – Я смотрел на нее, и мне казалось, что моя любимая рядом, что стоит только сильно захотеть – и ее глаза на снимке потеплеют, губы прошепчут «люблю». Я хотел, очень хотел… Я разговаривал с ней долгими вечерами, засыпал и просыпался, прижимая к груди ее портрет. Но она не оживала. Только грустно смотрела на меня.

Шли годы, надежда моя не угасала, и однажды случилось чудо…

– Вот твой шоколад, любимая, – вернувшийся с кухни Николай протянул Кире кружку.