Пока я философствовал, Тыхто обошла спальню по периметру три раза, все время уменьшая круг, пока не выбрала место под компьютерным столиком. Покрутилась там немного и улеглась, положив голову на передние лапы.

Нет, все-таки от пса у нее больше… Вернее, от суки… но будем корректными.

— Давай, хоть подстелю тебе что-нибудь? — предложил я, оглядываясь по комнате.

Тыхто не возражала. Более того, выбралась наружу, подошла к мягкому креслу и решительно потащила с него плюшевое покрывало. Любимое жены… Я на мгновение даже увидел ее в этом кресле. Жена любила сидеть там по вечерам, вязать носки и смотреть, как я работаю.

Первым порывом было — отнять, а потом подумал: почему нет? Жена бы не возражала. Она всегда была готова всем помочь. Иногда даже ссориться приходилось, чтобы не выносила из дома вещи, которые самим могли понадобиться.

Но все же отобрал. Не для того, чтобы спрятать… а чтобы аккуратно сложить вчетверо и застелить пол. Пока ползал под столом, Тыхто подошла сбоку и благодарно лизнула в щеку.

— Ну, ну… обойдемся без фамильярности. Мы еще не настолько близко знакомы, чтобы целоваться… Вот поживем какое-то время под одной крышей, тогда и посмотрим.

Что именно мы должны увидеть, я и сам толком не представлял. Просто так говорят, когда хотят завершить разговор с умным видом.

* * *

Как-то незаметно подкрался вечер… Можно было еще посидеть за текстом, тем более что продолжение крутилось в голове, но не стал. Удивляясь самому себе, впервые за последние годы, улегся на кровать, включил бра и взял в руки книгу, которую... если память не поднимает, отложил, не прочитав, еще три года назад. Когда жене внезапно стало хуже и я уже фактически не отходил от нее до самого конца. Тогда стало просто не до чтения, спал отрывками по несколько часов, в перерывах между уколами.

А потом, когда она ушла, читать просто не мог. Глаза бегали по страницам, видели какие-то отдельные слова, но ни со второй, ни с третьей попытки сложить их в понятные предложения не удавалось. Вместо текста, перед глазами возникали сцены того последнего месяца, когда уже все было понятно, но разум отказывался верить, и я срывался, хватался за сигареты и долго дымил, прикуривая одну от другой. А когда не помогало, шел на кухню и доставал из холодильника бутылку. Ибо тупая боль сжигала сердце, а мозг был готов разорвать голову.

Единственное, что спасло от алкоголизма, писанина. Как-то попробовал, и пошло… Ныряя в вымышленные миры, я словно незримой стеной отгораживался от реальности. И чем дольше там оставался, тем легче было уснуть без сновидений. А еще я словно исполнял последнюю волю покойницы.

Она всегда, даже больше меня самого, мечтала, чтобы я стал писателем. Иногда даже угрожала в шутку, что если не стану знаменитой до шестидесяти — она со мной разведется. Стал… Более сорока книг написано, большинство — напечатано. Последние десять лет живу с гонораров, то есть не просто ношу в кармане удостоверение члена Союза, а перешел в разряд профессиональных литераторов. И сделал это задолго до шестидесяти. А она все равно меня бросила… Оставив наедине с разрушенной жизнью и еще не написанными текстами.

И вот — впервые за все это время — в моей руке книга. Сапковский «Башня ласточки». Приключения ведьмака Геральта, чародейки Енифер и принцессы Цири. Которых судьба то сводила, то разводила. Била, как сноп цепом… но, оставляла живыми, а значит, и надежду давала. Ибо в жизни только одна вещь непоправима — смерть. Воскреснуть еще никому не удалось. И басня о Христе, только отголосок мечты миллиардов людей, которые рождались и умирали на этой планете, без всякого шанса обойти, отсрочить конец. Преступников, праведников, героев и предателей, те — кого любили, и те — кого ненавидели, — все, в отмеренный судьбой срок, оставляли свои дела и переставали присутствовать в жизни, которая продолжала дальше, не сбившись с шага и не задержавшись даже на мгновение.