От расстройства, что все так складывается, Лиза физкультуру пропустила. Она сидела на заборе, смотрела, как холодное солнце золотит редкие листики на березе. Что ж за дерево такое – все по нему скучают. Она сама помнила, как скучала по березам на юге. Этим летом они с мамой месяц провели в Ялте. Знойное марево стояло в воздухе, тополя не шевелились, асфальт под ногами неприятно плавился. Лиза тогда подумала, что если бы в Ялте везде росли березы, было бы не так жарко.

И вдруг она увидела Нону. Вернее, сначала она увидела стул. Большой неудобный стул с высокой спинкой. Нона волокла его, подхватив за спинку, ножки били ее по ногам. Она пыталась перехватить стул так, чтобы он не мешал, но спинка скользила в руках.

Лиза сначала Горюнову не узнала. Она обрезала свои роскошные волосы и выкрасила их в черный цвет. От всех этих перемен Нона стала еще меньше и худее, а глаза – больше и страшнее. Но кому еще носиться по городу с мебелью? Только инопланетянам с мыса Канаверал.

– Горюнова! – Лиза свалилась с забора, вспомнила, что сумку оставила с той стороны, махнула рукой – потом заберет.

Нона вздрогнула. Стул звонко цокнул ножками по асфальту.

– Тебе помочь?

– Не надо!

Ответ прозвучал хрипло, как будто Нона до этого молчала не меньше недели.

– Вы переезжаете? – Лиза оглянулась, ища Нону-два, а вернее, ее маму, на которую так похожа дочь. Если Горюнова-младшая тащит стул, то старшая должна как минимум волочить диван. Или нести свернутый белый ковер.

– Нет.

Нона вскинула стул спинкой себе на плечо и пошла дальше. Все те же черные кожаные штаны, черные балетки. Томилова ошиблась. Если к кому и можно записать Горюнову, то не к эмо – это уж точно. Хотя готы днем особенно не разгуливают, а если что у них в руках и может быть, то не стул, а гроб.

– А чего со стулом? Выбрасываешь? – Надо было сказать про кольцо, спросить, как дела, узнать, не сердится ли. А там и до Костикового привета дело дойдет.

– Нет.

Лиза прикинула, сколько уже прошла Нона. От своего дома, почти всю улицу, мимо школы. Так до бульвара дотопать можно, а оттуда прямым маршем в Америку.

– Ты куда со стулом-то? – Подмывало добавить, что мыс Канаверал, откуда через пять минут стартует последняя инопланетная тарелка, в противоположной стороне.

Нона промолчала. Шла, опустив голову, глядя себе под ноги. Недоуменные взгляды людей ее не задевали.

Лиза остановилась. Глупо идти вместе с человеком, который сам не очень понимает, куда идет. Нона не заметила, что Лиза отстала.

– Тебе от Костика привет! – бросила Арзамасцева напоследок.

– Кто это? – Стул снова ударился ножками об асфальт.

– Чемоданов. – Лиза посмотрела на бывшую одноклассницу и вдруг испугалась, что Нона вообще перестала узнавать людей. – В классе у нас учится.

– В каком классе? – Спинка стула устроилась на плече, и Нона пошла дальше.

Что-то этот стул напоминает. Так и виделось, как Нона доходит до ближайшего перекрестка, ставит стул, садится и смотрит. Людей вокруг столько – телевизор не нужен. И вдруг вспомнила! Точно! Маленький принц! У него была такая крошечная планета, что можно было много раз смотреть закат. Стоило только передвинуть стул вперед, и солнце в очередной раз садится за горизонт. Переставил стул на пять метров – и снова прокручивается тот же ролик.

Ну, реально – вперед и вверх на севших батарейках! Где она собирается в городе смотреть закаты? Здесь дома высокие, все небо закрывают. Солнце сейчас есть, а через два месяца его вообще не будет, выше крыш не поднимется. Это вам не берег Мексиканского залива, где солнце торчит на шесте близкого экватора и не пропадает. Это жестокий север. Другая планета.