Настроение у него сегодня с утра было бойцовское, понимаешь. Светка сначала раздразнила, потом рука в рукав куртки не попадала, теперь вот коллега достает, чтобы встряхнуться. Сейчас он его встряхнет.

– Честным-то? – Давыдов хихикнул, поняв, что Андрей на взводе. – Дураки они все, Димыч, честные-то! Дураки и нищие.

– А как же ты мне поумнеть-то посоветуешь, дружок?! – скрипнул зубами Дмитриев.

Знал ведь, что Саша специально его доводит, а все равно не смог сдержаться. Слишком сильно затрагивала его эта тема, слишком больно царапала.

– А вот, помнишь, мы с тобой в квартире убитого банкира были? Помнишь?

– Помню, – не сразу понял Андрей, куда Саша клонит. – И что?

– А то! Ты нашел в его столе пачку долларовых купюр? Нашел. Мог ведь ее в карман себе засунуть? Запросто! И не узнал бы никто и никогда, что те деньги там лежали, потому что о них ни одна живая душа не знала. Ты бы вот взял эти бабки и со мной поделился бы. А что ты вместо этого сделал, идиот?

– Да ладно тебе.

Теперь ложка для обуви куда-то запропастилась, и Дмитриеву пришлось мять задники на ботинках, а он не любил неопрятности. И снова начал злиться.

– А ты вместо этого их в вещдоки занес. И кому от этого хорошо стало? Банкир так убитым и остался. Семья его богаче не стала, потому что он все любовнице по завещанию оставил. И ведь любовница не поимела ничего, потому что сама убийцей банкира оказалась. Кто выиграл, Андрюша?..

– Да иди ты!

Он наконец полностью оделся и готов был уже выйти из квартиры, но для этого нужно было положить трубку, а Саша будто и не собирался заканчивать разговор.

– Слушай, ты деньги-то корпоративные не пали, милый. Твою распечатку проверят, и по шее получишь.

– Так ты проверять-то станешь.

– И что? Я не могу тебе по шее навалять?

– Ты можешь. Еще как можешь! Ладно, спускайся, жду, – вздохнул напоследок Саша и отключился.

Давыдов лифта не дождался. Не стал без конца теребить кнопку, пошел с шестого этажа пешком. Разомнется, а заодно и подумает, с чего это Санчес с утра про те деньги банкирские вспомнил. Не просто же так разговор завел, ясно, что не просто. Что-то случилось.

Коллега перед его подъездом пинал облупившимся носом старых кожаных туфель небольшой камешек и на него совсем не смотрел. То ли расстроен чем был, то ли озабочен, а то ли просто не выспался с одной из своих подружек. Кудрявую черную шевелюру, из-за которой, собственно, он и получил свое прозвище, трепал ветер. Опять не подстригся, стервец! Снова на построении они выговор на отдел получат. Что ты будешь с ним делать!

– Пошли, что ли? – ткнул Дмитриев коллегу локтем в бок.

– Пошли, – согласно кивнул тот, снова глядя мимо Андрея. – Куда сворачивать?

– Никуда, все время прямо. Что там у них?

– Хозяйка и начальница в одном лице будто бы пропала.

– Куда пропала?

– Знали бы, нас не звали, – огрызнулся Санчес. – В кабинете кровь. Дома ее нет. Все на своих местах.

– И дочери нет?

– И дочери нет.

– Занятно… – Дмитриев помолчал, потом снова ткнул коллегу локтем: – Чего про бабки те вспомнил, Саш?

– Да так, – тот неуверенно пожал плечами.

– Ну! Чего темнишь?

– Я, что ли?! – возмутился Давыдов. – Эти двое темнят-то, я, что ли! Совсем распоясались, сволочи!

– Ты про Михалева и Минина?

– А про кого же! – Желваки под плохо выбритыми щеками Александра Ивановича заходили. – Представляешь, вчера вечером выхожу со службы, мне наперерез девчонка одна. Так, свистушка лет пятнадцати. Я растерялся, а она: мне поговорить, мол, с вами надо. По очень важному вопросу.

– Поговорил? – Дмитриев прищурился и оглядел коллегу с пониманием. – Потому и не выспался?