– Что это значит? Зачем ты все это повыбрасывала?

– Это я искала себе подходящую одежду, – быстро нашлась Сонька. – Решила, что вас здесь уже нет, а на улице дождь и холод. Видите, в чем я? Но я бы непременно вам все вернула! Клянусь, пани Елена.

– А как ты узнала, что я именно на этой даче?

– Соседи сказали.

– Марья Петровна, наверно?

– Не помню… Милая пожилая дама.

– Да, это Марья Петровна. Я больше никого не стала посвящать в то, что задержусь на даче еще на пару дней. Устаю, Сонечка, от города: люди, толкотня, нечем дышать. А здесь легко, хорошо. Вы почувствовали, какой здесь воздух? Даже в наших Повонзках такого не было!

– Да, конечно… А не боитесь одна?

– А кого бояться? Я старая, чтоб кого-то серьезно опасаться. Даже если ограбят или, не дай бог, убьют, значит, так угодно Богу.

Пани Елена и Сонька стали развешивать шубы и пальто в шкаф, и пани поинтересовалась:

– Вы давно из Польши?

– Давно, уже три года.

– Боже… И чем занимались все это время?

– Разным. Но больше – торговлей.

– Значит, в отца. И чем торговали?

– Что под руку попадалось.

– Определенно в покойного Лейбу! А муж, дети?

Сонька усмехнулась.

– Был и муж, и дети. Все было, пани Елена.

– А что так печально? С мужем рассталась?

– Рассталась.

– Так, может, посидим, поговорим, – обрадовалась пани. – Я разожгу камин, согрею чаю. Оставайтесь ночевать, Сура… Простите, Соня. Я помню, что вы не любили свое имя.

– В следующий раз. – Девушка взяла руку немолодой женщины, поцеловала. – Я нашла вас и теперь не потеряю. Я к вам обязательно вернусь, пани.

– Адрес хоть помнишь? У вас, молодых, память дырявая. – И напомнила: – Обводный канал, дом шестнадцать.

– Помню, спасибо!

Сонька еще раз поцеловала руку пани и быстро покинула комнату.

* * *

Три повозки лихо неслись в сторону города. Дождь не унимался, ветер швырял вслед ездокам грязь и старые листья.

Всю дорогу Сонька задумчиво молчала, Арон тревожно посматривал в ее сторону. Не выдержал, спросил:

– Кто там был? Кого увидела, Сонь?

– Свою прошлую жизнь, – тихо произнесла она.

– Кого-о?

– Жизнь, в которую уже не вернешься.

– Ничего не понял.

– И не надо. Это мое.

– А добычу почему не велела брать? Красавчик даже разозлился. Да и товарищи недовольны.

Сонька повернулась к нему, внятно сказала:

– Запомни, дурачок: из былой жизни, так же как с кладбища, ничего с собой уносить нельзя. Это смертельный грех, Арон.

* * *

День был пасмурный, в окна бил мелкий дождь. Сонька сидела в глубоком кресле, завернувшись в шаль. Услышала громкий стук сапог в прихожей, с улыбкой пошла навстречу – домой вернулся Арон. Он был крепко пьян. Девушка попыталась обнять его, он грубо оттолкнул ее, в сапогах протопал в глубину квартиры. Сонька двинулась следом.

– Ты чего?

– Устал! Мужик имеет право устать или нет? Поэтому не приставай.

Он прошел к дивану, со всего маху рухнул на него. Девушка присела рядом.

– Ты опять пьяный?

– Не пьяный, а выпивши.

– Тебе не надо пить, Арончик.

– Это почему?

– Отец моего ребенка должен быть трезвым и добрым.

От неожиданности Арон даже приподнялся.

– Это какого такого ребенка?

– Нашего. У нас с тобой скоро будет мальчик. Или девочка.

Парень удивленно уставился на нее.

– А с чего ты взяла, что это мой ребенок?

– А чей?

– Откуда мне знать? Может, Левита Лазаревича. У тебя с ним особые шашни.

– Что ты сказал?

– То, что слыхала!

Арон встал, его сильно покачивало.

– Вот что, Сонька Золотая Ручка, ты мне не жена, я тебе не муж. И чужих детей я растить не намерен!

Сонька тоже поднялась.

– Это такие твои слова?

– Это такие мои слова. По тебе, может, проехались все наши «товарищи». Вся воровская шайка!