Дочка отмахнулась.
– Что он может сделать? Старый, больной, психованный!
– Ты его ничем не насторожила?
– Мы обе насторожили, мамуль. Он заподозрил, что мы аферистки. От ужаса я чуть не брякнулась в обморок.
– Брал на понт.
– Я тоже так решила.
– Камни показывал?
– Показывал.
– Так сразу, при первой же встрече? – недоверчиво посмотрела на дочь мать. – Ну и что он вытащил на свет божий?
– Я в жизни таких не видела. Полный лоток.
– Это не то, – повела головой воровка. – Бриллиант, о котором речь, в лотке лежать не может. Он наверняка хранит его отдельно.
– Его тоже обещал показать, – сказала Михелина.
– Что-то слишком быстро решил он взять тебя в оборот, дочка, – с сомнением качнула головой мать.
– Не совсем так. Сказал, сначала я должна привыкнуть к нему, полюбить, а уж потом…
Сонька хмыкнула.
– Такую образину полюбить?!
Девушка засмеялась.
– Зато обещал открыть тайну!
– Определенно псих.
Михелина вдруг замолчала, серьезно сообщила:
– По-моему, ему хочется поделиться с кем-нибудь тайной. Но не знает с кем. Он сам боится этого камня.
– А ты не боишься?
– Пока не знаю. Наверно, не очень. – Дочка задумалась, пожала плечами. – Вообще в его доме есть что-то жутковатое. Много комнат, много лестниц, много закутков. И почти нет людей.
Сонька с тревогой посмотрела на дочку.
– Послушай, Миха… Я вдруг подумала. Может, ну его, этот камень?
– Мам, ты чего? Это поначалу я испугалась, а потом привыкла! Все будет в ажуре! – чмокнула ее в щеку та и вдруг вспомнила, даже вскрикнула: – Чуть не забыла! У него же дочка. Странная какая-то. Как привидение. Тихо появилась, тихо ушла.
– Дочка? – насторожилась воровка. – У князя есть дочка?
– Есть, маленькая!.. Лет двенадцати!
– Ты с ней познакомилась?
– Не успела!.. Она хотела показать свои рисунки, но князь не разрешил. Девочка боится его.
– Но тебя-то она не испугалась?!
– Наоборот!.. Ждет в гости.
Сонька с усмешкой кивнула.
– Это хорошо. Надеюсь, ты не оставила князю наш телефон?
Дочка растерялась, виновато произнесла:
– Мам, я полная дура. Я оставила.
– С ума сошла?
– Наверное… Он очень просил.
Мать огорченно повела головой.
– Действительно дура… – Подумала, отмахнулась. – Ладно, будем выкручиваться. – Повернулась к Михе. – Дочку князя как зовут?
– Анастасия. Мне она понравилась.
– Это хорошо. Надо, чтобы со временем я тоже с ней познакомилась.
Табба сидела в роскошном кресле в кабинете директора театра, спокойно и едва ли не высокомерно наблюдала, как директор, господин Филимонов, невысокий плотный мужчина с вислыми, как у породистой собаки, щеками, что-то сосредоточенно и озабоченно искал среди бумаг на столе. До слуха доносились звуки духового оркестра.
Директор чертыхнулся, резко позвонил в колокольчик, прокричал в приоткрывшуюся дверь:
– Ну и где этот чертов Изюмов?.. Почему я должен ждать какого-то артиста, словно последний клерк?
В тот же момент из приемной вышел бледный и оцепеневший Изюмов, прошел на середину кабинета, остановился, прижав руки к бокам.
– Слушаю вас, Гаврила Емельянович.
Тот круглыми немигающими глазами уставился на него, неожиданно выкрикнул:
– Все, вы уволены!.. Терпение мое лопнуло! Сегодня же, немедленно! Все!..
Артиста качнуло, но он устоял, едва слышно поинтересовался:
– Позвольте спросить – по какой причине?
– По причине неуважения к профессии артиста!
– В чем оно заключалось?
– В хамстве, пьянстве и неумении вести себя в присутственных местах!
– Вы имеете в виду?..
– Да, я имею в виду ваше недостойное отношение к коллеге – приме нашего театра госпоже Бессмертной.
Табба перевела волоокий взгляд с директора на Изюмова, насмешливо прищурила глаза.