– Но ведь, Мирон Яковлевич…

– Нокать будешь кобыле. Или жеребцу. На твое усмотрение. – Миронов перевел взгляд на даму: – Как кличут, красавица?

– Варвара Антошкина.

– Тебя, Антошкина, на первый раз прощаю. Как женщину. Но наказываю как агента вычетом из жалованья пятидесяти шести копеек, потраченных в ресторации.

– Поняла, Мирон Яковлевич, – смиренно ответила та.

– Понятливый человек должен молчать. – Миронов опустил грузное тело в кресло, шумно выдохнул. – Теперь по существу. С какой дурной головы ты, Малыгин, взял, что за этой парой был нужен пригляд?

– Тот ресторан, Мирон Яковлевич, наша главная точка. Мы там вроде как свои. Там толкается много разного народу, и искать фарт в этом мареве лучше всего.

– Почему именно этих?

– Нюх, Мирон Яковлевич.

– А еще дама не снимала с лица кисею. Так весь вечер и просидела под ней, – подсказала Антошкина.

– Совершенно точно, – согласился Малыгин. – Все с открытыми мордами, а эта будто прячется.

– Дама, кроме кисеи, запомнилась еще чем-нибудь? – поинтересовался Миронов, сделал какую-то запись на бумажке.

– Нервная какая-то вся, – объяснила Антошкина. – Дерганая. Места себе не находила.

– А господин?

– Господин? – переспросил Малыгин. – Серьезный господин. Внешне никакой, а стержень внутри крепкий. Думаю, на любое дело пойдет не дрогнувши. А уж если убить, вообще не вопрос. Так мне показалось, Мирон Яковлевич.

Тот вынул из ящика стола три карандашных портрета – Таббы под кисеей, Беловольского и Китайца. Передал агентам.

– Приглядитесь. Вдруг чего-нибудь сходное и увидите.

Антошкина и Малыгин по очереди просмотрели портреты, вернули их начальнику.

– По годам и по манере дама вроде схожая. Только гарантированности никакой, – вздохнула Антошкина.

– Мужчина? – перевел Миронов сердитый взгляд на Малыгина.

– Похож, – кивнул тот. – Усы и бородку с портрета убрать – и определенно он.

– Косорылого не заприметили рядом?

Антошкина взяла портрет Китайца, внимательно поизучала его, передала Малыгину.

– Кажись, не было… Но морду запомню обязательно.

– Да уж постарайтесь запомнить. – Мирон Яковлевич помолчал, слегка раскачиваясь в кресле, хлопнул ладонью по папке с бумагами. – Ступай, Малыгин, на отхожие помещения и повращай там мозгами. А ты, Антошкина, потолкайся эти дни в ресторанчике, понаблюдай во все четыре глаза.

– Так у меня их всего два, Мирон Яковлевич, – засмеялась та с облегчением.

– Два за себя, два за этого умника.

– Так вряд ли они опять придут туда!

– Поглядим. Волка иногда тянет на помеченное место.

Когда филеры покинули кабинет, Миронов сунул бумаги в ящик стола, позвонил в колокольчик. Заглянувшему в двери дежурному прапорщику распорядился:

– Мадам ко мне!

Спустя несколько секунд в кабинет вошла с горделиво поднятой головой мадам Гуральник и без приглашения уселась на один из стульев.

Миронов присел рядом с ней.

– Какие у нас новости?

– Пока никаких. Княжна в канун Нового года принимала гостей, в числе которых был ее кузен князь Андрей.

– Госпожа Бессмертная?

– Тоже пока ничего особенного. По словам дворецкого, днем часто отлучается из дома, по ночам пьет вино и отчитывает прислугу.

Мирон Яковлевич вынул из ящика стола портрет Таббы, показал учительнице музыки:

– Вам сия дама никого не напоминает?

Гуральник на какой-то миг растерялась, затем с усмешкой повертела рисунок в руках, пожала плечиками.

– Возможно.

Миронов заметил заминку гостьи, поинтересовался:

– Вас что-то смутило?

– В какой-то степени.

– Что именно?.. Вы в портрете кого-то узнали?

– С известной долей допуска. Но могу ошибаться.