And look upon myself and curse my fate,
Wishing me like to one more rich in hope,
Featured like him, like him with friends possessed,
Desiring this man’s art and that man’s scope,
With what I most enjoy contented least;
Yet in these thoughts myself almost despising,
Haply I think on thee, and then my state
(Like to the lark at break of day arising
From sullen earth) sings hymns at heaven’s gate;
For thy sweet love rememb’red such wealth brings
That then I scorn to change my state with kings.
Сонет 30
Когда на суд безмолвных дум моих,
Я памяти страницы пролистаю,
Скорбя об устремлениях своих,
Утрату лучших лет переживаю;
Тогда слезами изойдут глаза,
Что влаги горькой никогда не знали.
О том, что возвратить уже нельзя,
Любили что, но всё же потеряли;
Тогда все беды вновь переживу,
И поскорблю утраченной надежде,
И счёт страданий прежних оплачу,
Как будто не оплачивал их прежде.
Но только лишь я вспомню о тебе,
Потери все восполнятся вполне.
Sonnet 30
When to the sessions of sweet silent thought
I summon up remembrance of things past,
I sigh the lack of many a thing I sought,
And with old woes new wail my dear time’s waste:
Then can I drown an eye (unused to flow)
For precious friends hid in death’s dateless night,
And weep afresh love’s long since cancelled woe,
And moan th’expense of many a vanished sight;
Then can I grieve at grievances foregone,
And heavily from woe to woe tell o’er
The sad account of fore-bemoaned moan,
Which I new pay as if not paid before:
But if the while I think on thee (dear friend)
All losses are restored, and sorrows end.
Сонет 31
В груди твоей в любви живут сердца,
Что причислял к потерям разум мой.
И тем она бесценно дорога,
Что все они останутся со мной.
Так много слёз священных у меня,
Похитила нетленная любовь,
К друзьям моим, их всех вселив в тебя,
В твои черты и в праведную кровь.
Есть памятник теперь в душе моей,
Так захотели лучшие друзья!
Права любви что на меня, своей,
Оставили лишь только для тебя.
И ты, мой друг, и все друзья с тобой,
Владеете всецело нынче мной.
Sonnet 31
Thy bosom is endeared with all hearts,
Which I by lacking have supposed dead,
And there reigns love and all love’s loving parts,
And all those friends which I thought buried.
How many a holy and obsequious tear
Hath dear religious love stol’n from mine eye,
As interest of the dead; which now appear
But things removed that hidden in thee lie!
Thou art the grave where buried love doth live,
Hung with the trophies of my lovers gone,
Who all their parts of me to thee did give;
That due of many now is thine alone.
Their images I loved I view in thee,
And thou (all they) hast all the all of me.
Сонет 32
О, если ты тот день переживёшь,
Когда меня заманит смерть с собою.
Случайно эти строчки перечтёшь,
Банальные, но полные тобою —
Их с новою поэзией сравни.
Пусть будут хуже, чем перо любое,
Ты строчки те, лишь для любви храни,
Хоть были б проще стилем даже вдвое.
Так удостой меня своей любви:
«О, если б рос мой друг с растущим веком,
Ценней любовь рождала бы плоды,
Его возвысив лучшим человеком.
Пусть он ушёл, другие стали лучше.
Я чту их стиль, его же чту за душу».
Sonnet 32
If thou survive my well-contented day,
When that churl Death my bones with dust shall
cover, and shalt by fortune once more re-survey